Макс Бременер - Присутствие духа

Было тихо. Слипались глаза, И в последнюю минуту перед сном, уютную совсем по-давнему, Маша спросила, зевнув сладко и длинно:

— Бабушка, а нет у тебя мармеладки такой, как ты мне, помнишь, раньше давала?..

— Нет, маленькая… — сокрушенно ответила бабушка. — Теперь нет у меня. Откуда их теперь возьмешь?.. Спи…

И Маша заснула, держа ее руку.

Ночью, почувствовав жажду, Валерия Павловна вышла во двор к крану.

В это же время в калитку вошел немецкий солдат с автоматом, осветил Валерию Павловну фонариком и жестом подозвал к себе. Затем он указал ей, куда идти — от дома, на улицу, — и стал за ее спиной.

На улице ждала группа людей, стоявших тесно друг к другу, конвоир подтолкнул к ним Валерию Павловну, присоединил, и сейчас же солдаты куда-то их повели.

Идя, Валерия Павловна подняла глаза на окна дома и в одном, распахнутом, увидела Екатерину Матвеевну: та, не прячась, с тревогой всматривалась в толпу, была близко, и, наверно, можно было успеть ей крикнуть несколько последних слов… Но у Валерии Павловны мелькнула мысль, что она разбудит детей. И, поравнявшись с окном, она лишь подняла над головой руки, быстро трижды ими взмахнула: «Прощайте! Берегитесь! Отойдите же!..»

Наутро все в городе знали, что взрыв, раздавшийся вечером, и пожар, пламя которого было видно издалека, произошли по одной и той же причине: в немецкий армейский склад возле бывшего санатория кто-то заложил мину.

Хотя немцы ретиво и организованно сражались с огнем, а легкораненые, находившиеся в санатории, не жалея себя, начали гасить пламя еще до того, как были доставлены цистерны с водой (об этом сообщила газета «Голос народа»), — склад сгорел почти дотла.

Днем по городу расклеили объявление, подписанное немецким военным комендантом. За ущерб, злонамеренно нанесенный имуществу германской армии, извещал комендант, были взяты в качестве заложников сто жителей города. Они расстреляны. Это должно послужить предостережением от актов саботажа и вредительства…

Тут Воля остановился и дальше не читал. Так вот кого вели среди ночи немцы, вот что с ними стало! Значит, и Машина бабушка… Зачем тогда он идет к Леониду Витальевичу?!

Когда Маша, проснувшись, спросила: «Где бабушка?» — Воля, из-за плеча матери видевший, как уводили Валерию Павловну, ответил:

— Она пошла к доктору — к тому, помнишь, что с нами ночью по шоссе шел, когда мы все отсюда уходили. — Воля почти выпалил эти фразы, приготовленные к моменту Машиного пробуждения. (Маша молчала, казалось не понимая спросонок его слов.) Он продолжал, точно помогая ей вспомнить, о каком докторе идет речь, торопясь это сделать: — С ним была жена — такая полная женщина — и мальчик. Мальчик был одет, как доктор, на нем…

— Я помню. Мальчика отдали в машину, красноармейцам, — тихо сказала Маша. — Разве у бабушки заболели зубы?.. Вчера у нее не болели…

— Не знаю, — ответил Воля.

Его пугало не то, что Маша не до конца, кажется, ему верит, а то, как быстро гасли у нее глаза.

— Я к нему сейчас схожу. Ладно? К доктору, — предложил он, ища повод уйти, и тут же у него промелькнуло в уме, что, может быть, в городе он узнает что-нибудь о судьбе Валерии Павловны. — Погляжу, как он бабушку лечит.

Маша сразу соскочила с кровати и стала рядом с ним:

— И я! Хорошо? — Она слегка касалась ладонью его кармана, чтобы он мог взять ее за руку, не нагибаясь.

Но Воля медлил, а Маша не опускала руки, снизу заглядывая ему в лицо с терпеливым ожиданием…

Он не знал, как быть, и вмешалась Прасковья Фоминична.

— Что ты, что ты, это куда ж годится — Машу по городу вести, — сказала она. — И так уж у меня соседушка интересовалась: «Это у вас, Фоминична, цыганочка, что ли, живет?» — «Да, говорю, цыганочка, верно — как я сама или мой шуряк!» — Прасковья Фоминична наклонилась к Маше: — Ты оставайся. Чего ж с немцами шутки шутить — они на цыган охотятся. А ты смугленькая…

Маша поверила ей. Она в самом деле говорила правду. Воля пошел в город один.

Он был уже на улице, когда тетя Паша нагнала его и, часто оглядываясь, зашептала советы. Перво-наперво идти к Леониду Витальевичу — тот учился когда-то, она знает, с нынешним бургомистром Грачевским — и просить, чтоб учитель похлопотал перед ним за Машину бабушку. Если согласится, может выйти толк.

— Погоди! — окликнула она Волю, который, кивнув, зашагал было от дома. — Ты скажи учителю про бабушку, не забудь только, что она интеллигентная. Понял? И девочка маленькая осталась — это тоже. Стой!.. Он пусть Грачевскому про девочку ничего не говорит. А только ему скажет, что старуха благородная, дворянка чистой крови. Что она страдала, контрой была, жилы у нее выматывали, за горло ее брали!.. Сумеет он, как надо, расписать, а?.. — под конец усомнилась тетя Паша и прицокнула языком. — Иди!