Герман Матвеев - Первая весна

Чем больше темнело, тем ярче и красивей горел костёр. Поля стояла над ведром и помешивала в нём палочкой. Рядом сидела на корточках Катя и подкладывала в огонь сучья.

Ваня глядел на сосредоточенное выражение лица поварихи, освещённого красным светом, прислушивался к нарастающему свисту ветра, и ему стало казаться, что они находятся где-то очень далеко, в дикой, неисследованной тайге.

Он залез в шалаш, лёг на спину и, заложив руки за голову, задумался.

Несмотря на свист ветра и отдалённый шум озера, было слышно, как потрескивали сучья, да изредка доносились голоса из деревни.

Вчера Ваня получил письмо от Светланы, в котором она сообщала, что вся их бригада отправилась в туристский поход, а она с Серёжей осталась из-за картофеля. Она обещала приехать в конце июля, но как-то неопределенно: „Если отпустит мама“.

Вернулись из леса мальчики, притащив большие охапки валежника. Костя приволок целое дерево. Свалив топливо в кучу, ребята подвинули свои чурки поближе к костру, уселись и уставились на огонь.

— Ой, девочки! Она живая! — послышался Тосин голос. — Я не буду чистить живую!

— Выдумываешь!

— Конечно, живая! Хвостом шевелит.

— Это когда скребёшь чешую, она и шлёпает, — пояснил голос Оли Тигуновой.

— Без тебя знаю! Чисти сама!

— Верно, живая…

— А вы думаете, мы мёртвую ловили? — крикнул Саша.

Прислушиваясь к разговору, Ваня размышлял о том, что сейчас они живут дружно, не ссорятся, и, вероятно, это потому, что у них есть общее интересное дело. Ребята стали лучше, душевнее, отзывчивее, а девочки не обижаются на пустяки и ни в чём не отстают от мальчиков. Работают все охотно, даже с азартом. И дело у них идёт хорошо. Растений столько, что многие из взрослых уже не верят, что они сняты и размножены от четырёх клубней.

— У маленьких такая крепкая чешуя — ужас! — снова раздался голос Оли.

— Девочки, вы чешую не скоблите! От неё навар! — крикнула Поля.

Замычала корова. Ей ответила вторая, резкий хлопок бича рассёк воздух.

— Чего это коров так поздно гонят? — спросила Катя, но ей никто не ответил.

Принесли вычищенную и вымытую рыбу и положили возле костра. Как только сварится картошка, можно будет опускать рыбу в ведро. Поля взяла единственную имевшуюся на всех ложку, зачерпнула воды, подула, попробовала на вкус и поморщилась. Все внимательно следили за её движениями. Вернувшиеся девочки начали устраиваться у костра.

— Ох и ветер! — сказала Оля, перекатывая свой чурбан к огню. — Ну-ка, Борька, пусти! Расселся на середине!

— А ты садись рядом, на моё полено.

— Ну, тогда подвинься.

— Ой! Чего ты, Коська! — пропищала Тося и, перекинув косу на грудь, хлопнула мальчика по плечу. Оказывается, Костя, не удержавшись, дёрнул её за косу.

Скоро все устроились и успокоились. Но ненадолго.

— Ваня! Уха готова! — крикнул Саша, словно друг его был, по крайней мере, за километр.

На все случаи жизни и для всех блюд ребята имели принесённые сюда алюминиевые миски. Из них ели уху, картошку, рыбу, пили чай, молоко. Ложек не было. Жидкое пили через край, как из блюдца, и рыбу разбирали прямо руками. Трудно сказать, почему здесь было всё так вкусно: то ли действительно Поля была великая мастерица, то ли почему другому.

Когда ребята держали миски наготове и нетерпеливо барабанили по ним пальцами, Костя заметил идущего к ним от деревни высокого мужчину. Ночь была светлая, но от близкого огня казалось темно.

— Кто-то идёт! — сказал, всматриваясь, мальчик.

— Николай Тимофеевич! — узнал Саша.

Ведро сняли с огня. Поля принялась вылавливать рыбу и раскладывать её на доске по порциям.

Подошёл Николай Тимофеевич и встал за спинами ребят.

— Эге, братцы! Да тут у вас красота! То-то Зина и домой не заглядывает. Как табор цыганский… И пахнет как… Что это? — спросил он.

— Уха! Папа, будешь с нами уху есть? — предложила Зина.

— Буду! — охотно согласился председатель.

— Садись рядом со мной. Только тебе чашки нет… Ну, ты из моей поешь, а я из Ваниной. Он куда-то ушёл.

Поля заново поделила рыбу на кучки и положила доску между ребятами.

— Давайте миски! — приказала она.

Началось разливание ухи. Картошку она вытаскивала ложкой, бульон наливала через край.

— У-у… знатная вещь! — хлебнув ухи, похвалил Николай Тимофеевич.

И хвалил он совершенно искренне. Уха была действительно очень вкусная, наваристая. У Поли заблестели глаза от удовольствия. Хвалили её часто, но то хвалили ребята, а это сам председатель колхоза.