Виктор Пашкевич - Над рекой Березой

Соломатин не забыл и о просьбе моей матери.

— То, что вы нам помогаете, — сказал он, — очень хорошо. Большая вам благодарность за это и от нас, и от партизан. Но нельзя обижать и матерей. Надо помогать им и чаще бывать дома. Ведь они беспокоятся за вас, боятся, чтобы вы не попали в какую-нибудь беду.

— Мы постараемся, дядя Андрей, — сказал Саша.

А через три дня, ночью, мы пробирались к нефтебазе вместе с Франеком Кломбоцким, Михаилом Куликовым и Юзей Жаховской. С нашей помощью они за одну ночь вынесли из гитлеровского склада около тридцати винтовок, пять ручных пулеметов и десять ящиков патронов. Все это оружие вскоре было переправлено в партизанский отряд.

Когда мы грузили оружие на подводу, на которой должна была ехать Юзя и рованичские леса, Миша и Мелик вручили девушке автомат и попросили:

— Отдай его самому отважному партизану. И не забудь сказать, что это подарок от нас. Не забудешь?

— Нет, конечно. Вы так старались, а я вдруг забуду. Обязательно передам, — и Юзя попросила быстрее укладывать винтовки.

С некоторых пор на большой пустырь недалеко от нашего дома стала приезжать огромная грузовая машина. На ней привозили военнопленных из концлагеря, размещавшегося в бывших казармах по улице Гливенской. Худые, изможденные люди рыли котлованы для погребов под картофель.

Мы с Сашей обратили внимание на то, как по-товарищески относятся к красноармейцам конвоировавшие их русские охранники. В отличие от других фашистских прислужников они никогда не кричали на пленных, делились с ними куревом, иногда помогали копать котлован.

И еще один интересный факт. Старший конвоир — маленький рыжий немец тоже был не таким, как все фашисты. Он никого не бил, не ругал и очень часто куда-то отлучался. Привезет людей на работу, поставит машину на обочине дороги, повертится среди военнопленных, а потом, закинув карабин за спину, исчезает. Перед заходом солнца явится на стройку, крикнет: «Кончай работу!», заведет машину и везет всех обратно в лагерь.

Наблюдая за всем этим в течение нескольких дней, мы удивлялись, что военнопленные называли немца просто Иоганн, совсем не боялись его. «Может, он коммунист?» — высказал догадку Саша.

С разрешения конвоиров мы передавали военнопленным вареную картошку, овсяный хлеб, соленые огурцы, сигареты. Подкармливали их и другие жители, чьи дома находились недалеко от стройки.

Вскоре пленные уже хорошо знали нас и при встрече всегда интересовались:

— Ребята, что нового на фронте?

Или:

— Что слышно в мире?

А высокий, очень худой солдат в очках всегда задавал один и тот же вопрос:

— Союзники еще не открыли второй фронт?

Однажды, когда мы готовили очередную передачу для пленных, Мелик предложил:

— Хлопцы, давайте положим им в пакет несколько листовок. Пусть узнают, как Красная Армия лупит фашистов.

— Это ты хорошо придумал, — похвалил Мелика Саша.

Предложение Мелика было заманчивым. Но я заколебался.

— Мы не имеем права это делать без разрешения старших. А вдруг среди пленных окажется предатель и передаст листовку в гестапо?

— Вот что, хлопцы, давайте сделаем так, — предложил Саша. — В пачку с сигаретами вложим одну листовку и заклеим. Как будто мы ничего не знаем. Если что, скажем, что сигареты купили на базаре и пачку не раскрывали.

На том и порешили, договорившись пока ничего не говорить ни Андрею Константиновичу, ни моему отцу.

Несколько дней после этого мы не появлялись около военнопленных. И вдруг однажды к нам домой неожиданно пришёл один из конвоиров. Я страшно перепугался: «Пришел арестовывать! Что делать? Бежать? Стрелять? Пистолеты спрятаны в сарае. Поздно».

Конвоир тем временем поздоровался.

— Здравствуйте, — говорю ему. — Родителей нету дома. Будут только вечером.

— А я не к ним, а к тебе. Поговорить с тобой надо, — и он вытащил из кармана листовку со знакомым мне текстом.

«Так и есть, пришел за мной. Предупреждал я хлопцев, чтоб не связывались с этими пленными. Что теперь делать? От всего отказываться», лихорадочно думал я.

Вы, наверное, ругать будете за то, что мы иногда передаем еду военнопленным?

За это только хвалить надо. Вот что, дорогой, тебе незнакома эта бумажка?

— Первый раз вижу.

— Ну, это ты можешь рассказывать своей бабушке. Думаешь, мы не заметили, как была заклеена пачка с сигаретами? И почему после той передачи вы четыре дня не появляетесь?

— Я ничего не знаю. Что вам от меня надо?