Астрид Линдгрен - Мы — на острове Сальткрока

Лотта держала Муссе на руках, чтобы он не напал на Пеллиного щенка. Тихо напевая, обошла она вокруг дома. Она сделала вид, будто осматривает все вокруг, а на самом деле ей хотелось поглядеть, сможет ли она вывести из себя этих детей, которые молча смотрели на нее. Нужно было обладать большим мужеством, чтобы вот так непринужденно расхаживать взад-вперед у них на глазах. Она никогда не решилась бы на это, не будь она так самонадеянна. Да и что ей до этих крестьянских ребятишек!

— Маленький Муссе, — говорила она. — Хотелось бы тебе жить тут летом, только в настоящем доме, а не в этой развалюхе?

Лотта взялась за ставень, желая показать Муссе, как все здесь разваливается. Это был как раз ставень от кухонного окна, и он был съемный. Дети Мелькерсона знали, что он съемный, но Лотта этого не могла знать. Она была обескуражена, когда ставень внезапно очутился у нее в руках. Усердно, но безуспешно пыталась она вставить его на прежнее место, пока Никлас не отобрал у нее ставень. Привычным движением он ловко приладил его и, стиснув зубы, сказал:

— Эй ты, не можешь, что ли. подождать, пока твои отец купит лачугу? Тогда и сноси!

Все еще задирая нос, Лотта чувствовала себе вовсе не так уверенно, как раньше, и, чтобы скрыть это, попыталась завязать разговор с Пелле. Ведь у него тоже собака, а о собаках всегда найдется что сказать.

— У тебя спаниель? — спросила она.

Пелле не ответил. Какое ей дело, какая у него собака? И потом он был в таком отчаянии, что ему самому почти что не было до этого дела.

— Да, эти спаниели милы, но умны не очень, — продолжала болтать Лотта. — Пудели куда умнее.

Пелле снова не ответил, и Лотта почувствовала, что осталась в дураках. Столкнувшись с молчанием детей, она потеряла былую уверенность и поэтому обратилась к Чёрвен:

— Тебе бы тоже хотелось иметь маленькую собачку, верно? Чёрвен глядела на Лотту еще злее, чем другие, но при этих словах она улыбнулась.

— У меня уже есть собачка, — сказала она, — хочешь покажу? Лотта покачала головой.

— Нет, хватит здесь собак. А не то Муссе разозлится и еще нападет на нее.

— Тогда он тоже пунгала, — заявила Чёрвен. — Спорю на что хочешь, на мою собачку он не нападет.

— Ты уверена? — спросила Лотта. — Ты просто не знаешь Муссе.

— Спорим, — сказала Чёрвен. — На крону. — И она вытащила монету, полученную от Карл Берга.

— С превеликим удовольствием, — ответила Лотта, — но пеняй на себя!

Она заметила, что дети словно чего-то ждут. Ну что ж, раз они такие падкие до собачьих драк, она им покажет. Конечно, Муссе маленький, но он страшный задира, у него шерсть встает дыбом, и он без оглядки лезет в драку с собаками, намного больше его самого. Ну, и ясно, что с меньшими — тоже. Грозой города считали его обывательницы в Нортелье. «Он строит из себя породистую собаку», — сказала не далее как вчера одна из них, когда Муссе кинулся на ее громадного боксера. Так что если малыши хотят видеть собачью драку, пожалуйста, Муссе всегда с честью выйдет из любой драки.

— Подержи своего щенка, — сказала Лотта Пелле. — Я спускаю Муссе.

И она спустила Муссе с поводка.

Оставалось только ждать собаку, на которую он набросится.

Боцман мирно спал в тени за кустом сирени, но охотно поднялся, когда Чёрвен разбудила его. Во всем своем великолепии он вышел из-за угла дома. И наткнулся на Муссе…

Послышалось пыхтение Муссе и истошный крик его хозяйки. Сам пудель пережил несколько минут ужаса, молча глядя на приближающееся чудовище. Но потом взвыл и как белое облачко испарился через калитку.

Боцман удивленно посмотрел ему вслед: чего это он так торопится? Хоть бы поздоровался сперва. Сам Боцман, как вежливый пес, подошел к Лоте поздороваться, но та завизжала и бросилась бежать со всех ног за куст боярышника.

— Убери собаку! — истошным голосом вопила она. — Убери ее!

— Чего орешь, — спокойно сказала Чёрвен. — Боцман ни на кого не кидается, он тебе не пунгала.

Юхан, лежа ничком в траве, захлебывался от смеха.

— Ох, Чёрвен, — стонал он, — ох, Чёрвен!

Чёрвен поглядела на него с удивлением, но тут же повернулась к Лоте:

— Я выиграла! Выкладывай крону!

Убедившись, что Боцман не опасен, Лотта вышла из своего убежища. Смущенная и злая, она не желала больше знаться с этими детьми. С кислой миной вытащила она кошелек и протянула Чёрвен крону.

— Спасибо! — сказала Чёрвен. Склонив набок голову, она смотрела на Лотту. — Таким, как ты, нельзя спорить ни на что, — продол жала она, — спорить должны такие, как я и дядя Мелькер.