— Да она не просила, — сказал я.
— Видишь, Вера, у него просить нужно. Сам не догадается. Ну-ка, Дмитрий, поставь чайник.
— Спасибо, — сказала Вера. — Мне пора уходить. Мы с мамой будем печь пироги. У меня завтра день рождения. — Она посмотрела в мою сторону и вдруг добавила:
— Я тебя приглашаю.
Когда она ушла, мама сказала:
— Если тебе интересно лично моё мнение, то надо обязательно пойти.
Это всегда так. Когда мама что-нибудь твёрдо решит, она говорит: мне кажется, по моему мнению. Но я-то знаю, что всё это значит. А значит это, что никто на свете маму не переубедит. Поэтому лучше не спорить. Бывает, она и сама потом передумает.
— Ну, сколько можно возиться со всякими гайками и ржавыми железками, — продолжала мама.
— Если металл корродирует, — сказал я, — его надо подержать в керосине, а потом выкрасить свинцовым суриком.
— Правильно. Это ты знаешь. А вот знаешь ты хотя бы, где находится Театр оперы и балета?
— Знаю, знаю. На Театральной площади, рядом с бензоколонкой.
Тут мама вдруг рассмеялась. Хотя ничего смешного я вроде бы не сказал. Там действительно бензоколонка есть.
— Ну какой же ты всё-таки у меня балбес, Димка, — сказала мама. — Помню, когда девчонкой была, я каждый свободный вечер то в капеллу бегала, то в театр. Не потому, что я какая-нибудь особенная. Просто друзья у меня были интересными. А куда тебя может пригласить твой Мишка, кроме как на свалку металлолома. Пойми, Дима, для человека очень много значит среда.
— И четверг, — сказал я.
Но мама на мои слова — ноль внимания. Она продолжала говорить о том, как дружба с интересными людьми прививает культуру, о том, как наши великие писатели устраивали литературные вторники, а великие музыканты — музыкальные пятницы.
А я сидел и думал: почему моя мама такая красивая и так скучно говорит. А мама у меня действительно красивая. Нет, не потому совсем, что это моя мама. Знаете, как в песенках для малышей: нет на свете лучше моей мамы. Она самая красивая, самая добрая. Ну и так далее. Совсем не поэтому. Просто бывают ведь в жизни красивые люди. Вот и мама у меня красивая. Когда мы с ней по улице в хороший солнечный день идём, я вижу, как на неё прохожие смотрят. И мне приятно.
Вообще я иногда думаю: почему говорят — красивый человек или красивый цветок. Посмотришь — действительно красивый, то есть такой, что всё время на него смотреть хочется, и тебе как-то хорошо делается, легко. А почему? Не понятно. Вот если мы скажем: это растение полезное. Тут всё ясно. Значит, из него лекарство можно сделать, или в нём нектара много — пчёлы нектар соберут, будет людям мёд. Или мы говорим: сильный человек. Тоже всё понятно. Значит, может железа много поднять, подкову согнуть. А если человек красивый, как объяснишь?
— А подарок Вере я сама куплю, — говорит в это время, мама. — Ты не сумеешь.
Вот видите. Всё уже решено. Так что лучше не спорить.
Ночью мне снилось, что я качусь на велосипеде с японского вулкана Фудзияма. Я отнимаю руки от руля, ветер толкает меня в грудь, отрывает от велосипеда, и я лечу. Ещё мне снилось, что один великий музыкант пригласил меня и Веру на музыкальный понедельник. Вера играла на электрогитаре и пела на каком-то иностранном языке. А я стучал на барабане.
И только про уроки, которые нам задали на завтра, мне не снилось ничего. А зря.
Глава 2. Если бы я был футбольной командой
Первую двойку я получил на первом уроке.
— Титов, к доске, — сказала Мария Николаевна нехорошим голосом. Вот таким голосом в детективных фильмах говорят: «К стенке!»
— Возьми мел, пиши слова. — Она открыла мою тетрадь с диктовкой: — «Пальто. Выражение. Оттоманка…»
Я писал, и пули летели мне в спину. Было тихо, и никто даже не пытался подсказывать.
— Достаточно. Теперь отойди и посмотри, что ты написал.
Я отошёл и посмотрел. Бледные корявые буквы грустно ползли в угол доски. Если прищуриться, они походили на следы какой-то мокрой птицы.
— Мел сырой, — сказал я. — Плохо пишет.
— Ты прав, — сказала Мария Николаевна. — Очень плохо. С ошибками даже. Может быть, ты задумал реформу русского языка? Расскажи нам.
Тут бы мне помолчать. Постоять и помолчать. Тем более, что огромная красная двойка уже пылала в моей тетради. Но я бодро сказал:
— Чтобы проверить неударную гласную в корне, надо поставить её под ударение.
— Поставь, — сказала Мария Николаевна.
— П́ольта. Рожа. Атаман, — выпалил я.
Тут, конечно, смех и общее ликование. В дневнике двойка и приглашение родителям прийти в школу.
Читать дальше