Александр Власов - Бун-Тур

И мы спрашиваем:

— Как что?

— Как дырка в скафандре!

— Ладно! — говорю. — Не пыли в космосе! Летать будет трудно!.. Ты против, что ли?

Васька руку вытянул, пальцы растопырил и стал их загибать по одному:

— Где дежурить — не знаем! Когда дежурить — не знаем! Сколько их в группе — не знаем! Что делает Борис Борисович — не знаем! Но… все это можно узнать! — Он сжал кулак — пальцы кончились. — Пошли звонить Борису Борисовичу. Он наш самодеятельный энтузиазм использовать сумеет.

— А куда звонить? — спрашиваю. — У тебя есть его телефон?

— У меня не такие тесные связи с милицией, как у вас… Но это не важно! Пошли тогда к тому дежурному, который брал у вас отпечатки пальцев.

— Какие отпечатки? — возмутился Бун. — Не было такого!

А Васька хохочет.

— Не было? — спрашивает. — Тем лучше! Пошли — он скажет, как найти Бориса Борисовича…

Что ни говорите, а в любом деле вожак нужен! Кто без разбора выбирает председателя или даже звеньевого, тот просто недоумок! Это все равно, что в поход идти и глаза завязать на старте. И выбирать надо не середнячка, который и отнекаться от должности не умеет, не тихоню и не крикуна, а такого, которого, как дед говорил, можно брать с собой в снайперскую засаду. Туда не всякий подойдет. Дураку там мигом голову продырявят. Тихоня пролежит весь день: себя не покажет и сам никого не увидит. А крикун беду на обоих накаркает — под чужую пулю подведет…

Конечно, тогда война была. Сейчас все не так остро получается. По мелочам больше, но и в мелочах характер проявляется. Разве Борька, например, Шилов пошел бы с нами в милицию? Да ни за что? Стал бы нас отговаривать или побежал бы к Галине Аркадьевне советоваться, чтобы самому ничего не решать. А Васька Лобов идет, хотя и знает, что теперь отвечать за нашу выдумку придется ему: он — председатель, а мы — рядовые.

Дошли до отделения, и как-то так вышло, что мы с Буном поотстали от Васьки. Не намного: на шаг, на полтора, но отстали. Буна я понимаю: он смелый, но застенчивый. В лес ночью один — пожалуйста! А войти в чужую дверь — этого он не любит.

Ну а я не полез вперед из-за языка. Боюсь отношение испортить. Меня спросят не очень вежливо, а я брякну такое, что выгонят нас и никакого телефона к Борису Борисовичу не дадут.

В общем, Васька первый у дверей милиции оказался. Оглянулся на нас и наверняка понял, почему мы сзади очутились. Он же нас тоже не первый год знает.

— Шире ноздри! — говорит. — Вы хоть покажите, где там эта комната с дежурным. Направо или налево?

— Прямо! — отвечаю.

Так мы и вошли в комнату с барьером. Васька впереди. А за столом совсем не тот дежурный сидит. Телефонную трубку плечом к уху прижимает и записывает что-то шариковой ручкой. Мы думали подождать, но он так на нас взглянул, что ждать стало неудобно.

— Мы хотели бы, — говорит Васька, — про Бориса Борисовича узнать. Мы его ученики…

— Вторая направо! — сказал дежурный, прикрыв трубку ладонью.

Васька поблагодарил его, и мы выкатились в коридор.

— Неужели, — спрашивает Бун, — ему тут целую комнату дали?

— Ничего особенного! — отвечает Васька. — Он же ваше дело расследует, потому здесь и работает поблизости.

Дверь во вторую направо комнату была приоткрыта. Васька заглянул туда, раскрыл дверь пошире, и мы вошли.

Борис Борисович читал какую-то здорово потрепанную книжонку.

Я выдвинулся вперед и взял инициативу в свои руки. Не кому-нибудь, а мне надо извиниться за вчерашнее.

— Здравствуйте, Борис Борисович! — говорю, а моя рука сама на книгу потрепанную показывает и язык сам спрашивает: — Опять детектив?

Бун коленкой мне сзади поддал, а Борис Борисович молча показал обложку — кодекс какой-то. Скрутил я себя в узел и заставил говорить как надо.

— Я, Борис Борисович, не про то хотел… Я хотел извиниться за вчерашнее…

— Зачем дважды извиняться?

— Почему дважды? Я в первый раз…

— Неправда! — говорит Борис Борисович. — Ты еще вчера все понял, а сегодня утром проснулся и извинился!

Удивил он меня. Психолог какой!

— Вы что, — спрашиваю, — под кроватью у меня сидели? Только все равно бы ничего не услышали: я сам с собой не разговариваю. Не дошел еще до этого!

Борис Борисович ухватился рукой за белый подбородок и как-то снизу и сбоку посмотрел на меня.

— Знаете что, гражданин Данилов?

— Что?

— Вы памятью своей хвастались: и зверская она у вас, и как бритва… Память действительно хорошая, но язык!.. Вот это настоящая бритва — из углеродистой стали!