Александр Власов - Бун-Тур

Мы твердо заявили — имел!

— А я сомневаюсь! — ответил Арнольд Викторович.

Мы еще побродили по будущему залу. Арнольд Викторович показал, где и на каких снарядах заниматься будем. Тут Васька Лобов и спрашивает у физкультурника:

— Арнольд Викторович! А вы про все это расскажете в школе?

— Про что? — удивился он. — Про пионерский сбор?.. Или я ошибся — это был не сбор?

— Сбор! — подтвердил Васька и объявил пионерский сбор закрытым.

А вечером мы у Буна сидели. Он один дома был — жуков в новые ящики перекалывал. Любимое занятие. Но сегодня он делал это без всякого интереса — по привычке. И оба мы про сбор думали. Необычный он. Со стороны — и не сбор совсем. А задуматься заставил. Да еще как!

— Я сегодня, — признался Бун, — про твоего деда вспомнил.

— Про деда?

— Помнишь, он обиделся на меня? Ревизором назвал…

— Ну и что?

— Ты сегодня этого парня античастицей окрестил… Если хочешь знать, я твоему деду тоже каким-то пришельцем из антимира показался!

— Наговариваешь ты на себя!

— Ничего не наговариваю! Кто кричал: «Не по приказу! Без долга! Свободно!»? Я кричал… Вот мы сегодня про свободу слышали. Тот парень свободу пощупать хочет, а я его глаза вижу… Когда нас в яму спихнули… Пустые и страшные… Он свободно мог похоронить нас! Ни с того, ни с сего — так просто, чтобы волю воспитать!

Я тоже вспомнил яму и как тот парень ногой землю мне на голову сбрасывал. Похоронить, конечно, нас бы не похоронили, но поиздевались бы порядочно!

Вообще-то Бун — не оратор. Я его запросто переспорить могу, даже если он и прав. А в тот вечер он сыпал, как диктор из телевидения. И все из-за сбора, из-за той античастицы, которую мы к себе затащили. И еще из-за того, что моего деда вспомнил. Теперь перед ним, конечно, не оправдаешься — поздно. И от этого Буну еще обиднее было, хотя он, по-моему, и не виноват. Ведь почему мы с дедом спорили? Очень уж нас перекормили высокими словами. Надо бы пореже ими пользоваться.

Вспомнили мы Галину Аркадьевну. Она любила, например, повторять: «Сбор макулатуры — долг чести юного патриота!» Смешно!.. Макулатура и есть макулатура. Она нужна — никто не спорит, и собирать ее надо. Но при чем тут патриотизм или честь? Это дело — и все! Да и дело-то так себе, средненькое!

— И знаешь, — говорит Бун, — может, античастицы как раз из-за таких болтунов и появляются.

Я не согласился. Я же не стал таким, хотя дед любил толковать про долг и всякое другое, а мне слушать приходилось, потому что больше некому. Мы же часто вдвоем оставались.

— А ты подумай! — говорит Бун. — Ты пойми разницу! Я тоже только сегодня это понял… Твой дед имел право так говорить. Он от души говорил, а не от языка!..

Занятия в понедельник начались загадочно. Первый урок — литература. Вошел Кирилл Петрович, поздоровался. Дошагал до окна. Вернулся к столу и сказал:

— Сегодня — Лев Николаевич Толстой. Вне программы…

Привычки Кирилла Петровича помните? Говорит коротко, отрывисто и весь урок ходит: сто три раза от окна к двери мимо стола. Дошагал он до двери, к столу вернулся и добавил:

— Глубокий и тонкий знаток человеческих чувств и поступков.

У окна — еще фраза:

— Кстати… кто-нибудь из вас задумался в это воскресенье над своим поступком?

Молчим. Интересно и почему-то тревожно.

А от стола — новая фраза:

— Никто?.. Странно! Вероятно, и Толстой может ошибаться.

Задал Кирилл Петрович эту загадку и начал рассказывать о творчестве Льва Толстого. А мы весь день мучились — спорили, гадали, что это за намек такой? Не рассказал ли все-таки Арнольд Викторович о нашем субботнем сборе? Верить в это не хотелось.

На третьей перемене через Катюшу Крылову — она дежурила по классу — сообщили, что меня, Буна, Ваську Лобова и Борьку Шилова после уроков вызывают в кабинет директора на педсовет.

Не знаю, как у других, — у меня екнуло под ложечкой. И Борька Шилов, смотрю, позеленел. Васька — тот ямку свою на подбородке царапает. Бун скис.

Теперь все понятно. И провалился Арнольд Викторович в наших глазах на стометровую глубину.

— Ничего! — бодрится Васька. — На сборе все правильно было!..

Я повеселел. Говорю:

— У нас последний урок — физкультура. Что, если бойкотик ему закатить!

— Я тебе закачу! — пригрозил Васька. — После такой штуковины никому ничего не докажешь. Так верблюдами и останемся!

Но и без бойкота, без всякого сговора мы дали почувствовать физкультурнику наше отношение к нему. Кто совсем с ним не поздоровался, а кто поздоровался, но так, что лучше бы и не здороваться. Я бы, например, не хотел, чтобы со мной так здоровались.