Альберт Лиханов - Теплый дождь

– Мама, – спросил он, – мама, а ты скучала без меня?

Мама стояла перед ним в тонком халатике, в больших отцовских тапочках, перекинув косу на грудь, и от этого казалась такой родной, такой близкой.

Она подошла к Алеше и обняла его:

– Ты еще спрашиваешь… – сказала мама.

На Алешу нахлынула какая-то теплая волна, ему захотелось сделать для мамы что-нибудь хорошее.

– Знаешь, – смеясь сказал он, – а я тебя звал… Там, в госпитале…

– Да, да, – ответила мама, ласково глядя на Алешу, – я знаю…

Утром небо полыхало торжественной синевой, солнце гранило своими лучами ледяные торосы на реке.

Алеша открыл форточку и хлебнул глоток мороза.

На улице было так тихо, что слышалось, как лают собаки в Макарье, заречном селе. Красногрудые снегири усыпали прибрежные тополя, и было похоже, будто розовые яблоки перекатываются с ветки на ветку.

После уроков прибежал Гошка, и из нижнего ящика стола Алеша осторожно достал картонную коробку.

– Эх, красотища! – застонал Гошка, когда Алеша открыл ее. В коробке были елочные игрушки. – Они теперь как золото – нигде не купишь, разве только на рынке, игрушечка – за кусок хлеба. Эх, красотища! – повторил Гошка, развешивая золотые шары, маленьких стеклянных дедов-морозов, серебряные длинные бусы.

Но когда все игрушки развесили, елка оказалась почти пустой. Алеша пошел в чулан, вытащил какие-то старые книжки, остатки цветной бумаги, достал клей и начал делать бумажных солдатиков. Сперва они получались какими-то неуклюжими, но потом Алеша вспомнил книжку про Суворова, вытащил ее и стал делать солдатиков, похожих на суворовских. Пушистые перья на шлемах у офицеров, высокие барабаны, острые шпаги…

Гошка взялся помогать ему, но у него ничего не выходило, и он топтался просто так, без дела.

– Лёх, – спросил он вдруг. – А тебе твоя мама ничего не говорила?

– Чего ничего? – спросил Алеша.

– Ну… Это… Будто у тебя новый отец будет…

– Как это? – спросил, вставая, Алеша, и словно что-то хлестнуло его по лицу.

Гошка смотрел на Алешу испуганно и виновато.

– Как это? – переспросил Алеша и тут же засмеялся. «Ну и ну, – подумал он, – ну и Гошка…»

Гошка тоже засмеялся. Правда, вышло это у него как-то странно. Будто вовсе и не смешно ему было.

Потом Гошка заторопился.

– Надо ведь еще переодеться, – сказал он.

Будто переодеваться надо полдня.

Пришли мама и Вера Ивановна и сразу стали стряпать – подумать только! – пельмени. Мама достала немного муки в столовой, и хотя пельмени стряпались с картошкой и капустой внутри, все равно, само даже слово – пельмени! – вызывало сладкие слюнки.

Несколько раз мама вбегала в комнату – раскрасневшаяся, веселая, выпачканная мукой, спрашивала Алешу: «Ну как елка? Как елка?» – и снова убегала на кухню. Алеша смотрел на нее, любовался ею и думал: как хорошо, что она сегодня такая, как раньше, как до войны. Прежде, когда они были все втроем и готовились к Октябрьским, или к Новому году, или ко Дню Красной Армии – они всегда отмечали этот папин, а значит, и их праздник, – мама носилась по квартире такая же веселая и раскрасневшаяся, и от этой ее беготни Алеше с отцом было хорошо, они подшучивали над мамой, а сами радовались, какая она красивая и веселая…

Снова в комнату вбежала мама, чмокнула Алешу в щеку, опять спросила: «Как елка?»

Алеша вспомнил Гошку с его глупым вопросом, и ему стало смешно.

– Ты что? – удивилась мама, и Алеша подумал, а что если взять и спросить ее сейчас: «Говорят, ты выходишь замуж?» Вот смеху-то будет.

«Это здорово», – подумал он и решил, что спросит, обязательно спросит, но не сейчас, а когда все сядут за стол, чтобы все и посмеялись – и Вера Ивановна, и Гошка, и мама, ведь сегодня Новый год.

Потом прибежал нарядный Гошка и стал развешивать Алешкиных солдатиков.

Потом убежала переодеваться Вера Ивановна.

Потом кто-то постучал, и Алеша пошел открывать. Он открыл, думая, что это вернулась Вера Ивановна, взглянул, как она нарядилась, и замер.

В дверях стоял высокий капитан.

Алеша подумал, что военный ошибся, и спросил его:

– А вам какую квартиру?

– Вашу, – ответил капитан и козырнул Алеше.

Алешу будто осенило, и он засмеялся. Как же он не мог догадаться столько, а еще выспрашивал, выспрашивал. Это, конечно, от отца!

Сердце гулко застучало, Алеша распахнул дверь до отказа и спросил:

– Вы от папы?

Капитан растерялся, бусинки пота заблестели у него на лбу, но Алеша не замечал ничего и снова спросил: