Виктор Аланов - Петька Дёров

— Не знаю.

— Знаешь. Говори! Кто с тобой был? Кто дал капсюли и мины?

Гиллер еще сильнее вывернул руку мальчика.

— Пашка Кривой… Они у него спрятаны были…

— А еще кто? Назови всех!

Но тут Белоголовый окончательно замолчал и, несмотря на все старания штурмбанфюрера, который то запугивал его, то переходил на притворно-ласковые уговоры, несмотря на все толчки и упрашивания суетившегося рядом отчима, твердил только:

— Мальчики… Не знаю, как зовут… Мы с ними на речке встречались.

Видя, что от измученного мальчишки ничего не добьешься, Гиллер пошел на хитрость.

— Ну, хорошо, — благодушно сказал он, закуривая. — В общем, всё это совершенно несерьезно. Ваша глупая хлопушка, конечно, никому не сделает вреда. Взорваться она не может. Если не веришь, — пойди посмотри сам. Да, да… так будет даже лучше, ступай на речку к этим твоим мальчикам и идите сами на дорогу, посмотрите. А потом возвращайся сюда за твоим папой. Он пока останется здесь. Мне очень приятно побеседовать с таким почтенным человеком, который знает, что такое порядок. Да, кстати, узнай, как зовут твоих мальчиков, где они живут. Вернешься, — расскажешь. И не вздумай говорить им, что ты был здесь. Имей в виду, если кто-нибудь об этом узнает, твоему папе будет очень, очень плохо. Ты можешь даже никогда его больше не увидеть. Ступай!

Дежурный вывел мальчика и вернулся. Гиллер кивнул головой на дрожащего у стены сапожника.

— Посадить! — и прибавил по-немецки. — Какие всё-таки скоты! Приходят сами. Все до единого, кто замешан в этом деле, отправятся на тот свет. Иначе я не смогу взглянуть в глаза старому барону фон Венделю. Его единственный сын. Ах, боже мой! Бедный Эрнст. Погибнуть так глупо, так бесславно!.. Жутко!..

Через несколько минут в помещении дежурной команды гестапо поднялась суетня. Фельдфебель Карл Бурхардт получил приказ: взяв два мотоцикла и машину, отправиться к месту взрыва, организовать засаду и, когда появятся мальчишки, которые, по-видимому, должны туда прийти, забрать всех до единого.

А тем временем сапожник, запертый в сырой, темный подвал, проклинал свою судьбу, то вспоминая жену, не раз корившую его за трусость и желание выслужиться перед начальством, то осыпая руганью нелюбимого пасынка, из-за которого он попал в такое положение.

Карлу Бурхарлту не повезло. Выехал он уже поздно и устроить задуманную засаду не успел. А возившиеся около взорванной машины мальчишки метнулись в кусты так быстро, что их не удалось даже как следует разглядеть и пришлось открыть стрельбу. Отличился длинноногий Ганс. Он раньше других спрыгнул с мотоцикла и через несколько минут с торжеством выволок на дорогу отбивавшегося от него кривоногого мальчугана.

Беготня по кустам и ожесточенная стрельба были безрезультатны. Лишь на удаленной от дороги полянке немцы обнаружили еще теплый труп светловолосого худенького подростка. Его решили взять с собой, как доказательство своей исполнительности.

— Слабая добыча, — перешептывались солдаты, бросая в грузовик крепко связанного Пашку и мертвое тело Белоголового. — Сегодня наш старый Бурх благодарности от начальства не заслужит.

Это чувствовал и сам Бурхардт. Однако, явившись в кабинет Гиллера, он четко и бодро доложил, что задание выполнено. Доставлены один живой партизан и один мертвый, убитый в перестрелке.

— Ага… — Гиллер приподнялся в кресле. На его обычно бледном лице выступили пятна нервного румянца, руки хищно вцепились в край стола. — Ага! Сейчас займемся.

Штурмбанфюрер повеселел. Исчезло дурное настроение. Он закурил сигарету и поднялся.

Схваченный гитлеровцами и брошенный в грузовик, Пашка в первую минуту не чувствовал ничего, кроме боли. Болела голова, по которой ударил схвативший его фашист. Ныла вывихнутая нога— она-то и подвела Пашку, запнувшегося за корень во время бегства через куст. Нестерпимо болели руки, туго скрученные за спиной.

На улице было жарко, но мальчика бил нервный озноб. Что-то всё время стукало его в бок. Пашке с трудом удалось повернуться. Рядом с ним лежал мертвый Белоголовый. Голова его подпрыгивала на тряском полу грузовика, кровь, двумя струйками стекавшая с уголков губ, засохла.

«Мертвый! — подумал Пашка. — А остальные? Верно, ушли. Иначе тоже были бы здесь.»

У бортов машины стояли гестаповцы с автоматами. Рукава их мундиров были по обыкновению засучены.

«Бить будут, — подумал Пашка. — Только бы вытерпеть. Только бы ничего не сказать. Главное — не говорить, где живу… Ой, мамка, мамка моя!»