Михаил Самарский - На качелях между холмами

Вернемся в вагон. Артисты медленно стали продвигаться по проходу, какой-то мужик сунул им то ли десятку, то ли полтинник. Я пошарил по карманам, у меня остался только пятак, не считая денег на обратную дорогу. Я тоже дал бы им десятку, но не стану же я у больного Юрки потом денег на дорогу просить. Ему и так плохо, еще я приеду, дай, мол, денег. Отдал пять рублей, аккордеонист мне подмигнул, и они пошли дальше по вагону. Не успели музыканты перейти в другой вагон, как «занавес» снова распахнулся и на «сцену» вышел поэт. Именно поэт, а не просто чтец. Он сразу предупредил зрителей, что читает стихи только собственного сочинения. Правда, вид у поэта был не совсем поэтическим. Не сказать, что совсем забулдыга, одет вроде опрятно, только вот вверху зубов не было и рука перебинтована. А так нормально. Все стихотворение я не запомнил, но вот пару строчек все же приведу: «Ах, проклятое ремесло поэта. Телефон молчит, впереди диета…» Я так до сих пор и не понял, при чем тут поэт и диета. Поэты на диете, что ли, сидят? Да, забегу немного вперед и скажу, пока не забыл. Как оказалось, этот поэт — врунишка. Когда я вечером вернулся домой и продекламировал семье запомнившиеся мне строчки, которые я только что вам процитировал, бабушка всплеснула ладонями и наигранно рассмеялась:

— Каков подлец этот твой поэт!

— Бабушка, — говорю, — ну, во-первых, с каких это барабашек он мой, а во-вторых, почему же сразу подлец?

— Да потому, что эти стихи написал настоящий поэт, Иосиф Бродский!

— Бродский? — удивился я. — Уж не родственник ли моей одноклассницы Наташки?

— Не знаю, не знаю, может, и родственник, да вряд ли.

— А где он живет? — спрашиваю.

Бабушка посмотрела на меня и говорит:

— Дурачок! Он уж тринадцать лет как умер. Что творится на белом свете, что творится! Стихи уже воровать стали.

— Да как же он их украл? — спрашиваю. — Разве нельзя читать чужие стихи?

— Читать-то можно, — качает головой бабушка, — так ты же сам говоришь, он их выдает за свои.

И действительно, говорил, что стихи собственного сочинения. Да и ладно. Зато теперь знаю, что у Наташки есть знаменитый родственник. Или однофамилец. Но все равно приятно.

После поэта наш вагон посетили книготорговцы, вернее, книготорговки, две женщины. По-моему, если я не ошибаюсь, мать и дочь. Во всяком случае, очень они уж похожи были друг на дружку. Шумные такие. Кричат, книжками размахивают. Даже если бы у меня были деньги, все равно для меня ничего не было. Все книги у них для малышни. «Колобки», «Красные шапочки» и другая муть. Ни одной серьезной книги не предлагали. Одна старушка купила у них пару книжек и тоже очень громко объявила на весь вагон:

— Внученьке подарок сделаю. Пусть порадуется.

Один мужик пытался остановить ее, говорит:

— Да вы такие же книжки в магазине за полцены купите…

— Неправда, — вдруг завопила одна торговка. Та, что постарше. — Зачем вы вводите людей в заблуждение? В магазине эти книги стоят не меньше ста рублей, а мы продаем по пятьдесят. Зачем врать-то?

— Да ничего я не вру, — возразил мужик, — у самого трое внуков. И я им тоже книжки покупаю. Вот эта, — он ткнул пальцем в «Колобка», — у нас в книжном ларьке стоит тридцать рублей.

— И где ж это вы такой ларек нашли? — торговка подбоченилась.

— В Купавне, — отвечает мужчина, — возле рынка. Приезжайте, сами увидите.

Старушка-покупательница молчала. Наверное, ей обидно было, что переплатила, но книготорговки поспешили удалиться. Наступил антракт. Минут десять-пятнадцать никого не было. Затем началась массовка, через наш вагон пролетело человек двести пацанов и девчонок. Ну, двести я, конечно, загнул, но человек пятнадцать их было точно. Вы не знаете, к чему это? А я знаю — значит, скоро в вагон войдут контролеры. А вот и они. У меня билет проверяла женщина. Она, наверное, не такой большой специалист или новичок — не определяет по глазам, потому внимательно рассмотрела мой билет и вернула назад, даже ничего не сказав. Да, женщины-контролеры в глаза пассажирам не смотрят. Это я уже давно заметил. И вид у них всегда такой, словно я бесплатно на их личной машине еду и пачкаю дорогое сиденье. Вечно недовольные и хмурые. И разговаривают так, что их и не слышно. Буркнет себе под нос, а ты разбирай, что это она там сказала или хотела сказать. Даже не по себе как-то становится от таких проверяющих. Вот если бы я был контролером, я бы непременно говорил пассажирам, у которых имеется билет, спасибо. А что, вполне резонно. Ведь после такого обращения каждому захочется и в следующий раз купить билет. Правда ведь? Вам же приятно будет, если контролер скажет вам: спасибо, товарищ. Не учат, наверное, контролеров вежливости. Точно говорю. Да и не только контролеров. Многих не учат. Нет на них Лилии Степановны.