Ая эН - Библия в СМСках

Алла села рядом. Так они и сидели в прихожей, на тумбочке и на пуфике.

– Ладно, ничего страшного, – сказал наконец Макс. – Ей четырнадцать. Она девушка. И девушка вполне взрослая. Наверное, у нее любовь. Давай рассуждать логически. Их видели вместе. Но они не ругались, она не была напуганной. Они мирно приехали, по-хорошему… Черт, что может быть хорошего?! А если она забеременеет?

– Масюсь, на этот случай есть врачи. И потом, может, у них там ничего и не было. Может, они там вообще большой компанией, репетируют свои песенки. Или просто устроили тусняк, всякие там шашлыки-дискотеку. Раз пакеты выгружали.

– Может быть, – согласился Макс. – Но ты подумай, что устроит Вигнатя, если приедет туда в разгар событий!

– Не приедет, – возразила Алка. – Она уверена, что ты сейчас там вместе с Евой, и не волнуется. Звонить не будет. И потом, они с Любой только послезавтра возвращаются. А вот мы с тобой поедем туда завтра. И к приезду бабушки всех разгоним и наведем порядок.

– Мы поедем туда завтра утром, – дал себя уговорить Макс.

– Хорошо.

– Рано утром.

– Как только проснемся, – пообещала Алка. – Сразу поедем. Я даже глаза красить не буду.

И они пошли спать.

Вигнатя с Любуней вернулись в родной дом на полтора дня раньше срока, посреди ночи, в тот момент, когда Алка мужественно решила не красить с утра глаза. Женщины не разговаривали. Любуня закусывала губы и вытирала слезы. Вера Игнатьевна кипела от злости и мысленно готова была убить всех вокруг, абсолютно всех. Они обменялись всего двумя фразами перед входом в дом.

Вигнатя сказала:

– Входи тихо, чтоб детей не разбудить!

Лубуня сказала:

– Я завтра съеду навсегда. Не поминайте лихом.

Вигнатя не ответила, она прошла к Лорде, которая зашлась радостным лаем, унюхав хозяйку. По идее, лай не должен был разбудить внуков, но если к собаке не подойти, она так и будет бесноваться до утра.

Люба привычно скинула туфли перед входом и на цыпочках, без единого звука прошла в свою комнату, где упала на кровать и разрыдалась, горько и беззвучно.

Ева видела всё: и как подъехала к воротам чужая машина, и как вышли из нее бабушка с домработницей. Она не сразу сообразила, что надо броситься на кухню и хотя бы убрать со стола свечи, вино и бокалы. А когда сообразила, было уже поздно: Люба вошла в дом. Ева с замирающим сердцем и мгновенно замерзшими руками и ногами юркнула под одеяло и стала лихорадочно соображать, как ей выкручиваться. В такой переплет она еще ни разу в жизни не попадала, даже примерно…

Салим тоже видел всё из окна гостевого домика на втором этаже. Даже если бы он никогда раньше не пересекался с Евкиной бабушкой, то все равно сразу бы догадался, что в дом вернулась хозяйка. Итак, Вигнатя вернулась. Это было как снег на голову. Салим запаниковал. Не так сильно, как Ева, но все-таки. Что делать? Выйти им навстречу? Да, но что он скажет, как объяснит? Сделать вид, что спит? Да. Да, но что сейчас начнется, когда они обнаружат на диване спящего ребенка? Закричат, наверное. У Стаса начнется истерика. Все равно придется выходить. А может, Ева не спит. Она объяснит бабушке, что Стас с Салимом – ее гости, что они завтра уедут… Они могут и сегодня уехать, если что… Ему-то ничего, с него как с гуся вода. Но Стаса жалко… И еще, главное: а вдруг Еве влетит? Наверняка влетит. Даже хуже. Ее лишат наследства. Судя по тому, что она рассказывала о своей бабке, так и произойдет. Салим знал, что они с Евой – разные люди, совсем разные. Что никогда они не подружатся, и вместе никогда не будут, ни дня, ни часа. Особенно после сегодняшней дикой ссоры. Но Ева – хороший человек. Ева – единственный человек, который подарил Стасу кусок настоящего детства. Ее нельзя лишать наследства! Этот дом должен быть ее домом, навсегда! Салим вспомнил о заряженном фамильном ружье в «оружейной комнате», которым хвасталась Ева. Он случайно вспомнил, как бы помимо своей воли, и тут же выкинул из головы эту дикую мысль.

Алка уснула мгновенно. Она не могла заметить, что ее будущий муж получил какую-то эсэмэску, которая его взволновала хуже, чем сообщение соседки о Еве. Она также никогда не узнала о том, что Макс в эту ночь так и не вернулся в спальню из туалета, а вместо этого сунул в карман куртки пачку сигарет и ключи от машины и выбежал из дому.

«Я не перечеркнутый человек в метро!» – сказала себе Ева и решительно отбросила одеяло. Она встала. Ее слегка трясло: воздух в комнате был разлит неравномерно по температуре, возле стен и везде – жарко, а вокруг Евы – кокон холода. По барабану! Тепло – не главное, главное – справедливость. «Я – не психбольной Екклесиаст!» – прошептала она облетевшей яблоне за окном, ее почти голым веткам, с последними, случайно задержавшимися, мертвыми листьями, которым тоже все было – суета сует. «Я – живой человек!» – сказала она вслух. Она должна понять, должна! Она же ее бабушка, а Ева – ее внучка! А если нет? Если нет, тогда, тогда… Тогда остается яд! Да! Все будет по честному: бокал яда. Или она его пьет, или она его пьет. В смысле: или внучка, или бабушка! Вот так, раз так! Воздух в комнате совсем ополоумел: Еву трясло от холода так, что она не могла схватиться за ручку двери, а когда схватилась, то чуть не обожглась…