Ая эН - Библия в СМСках

– Можт мы тут, по-простому? – предложил Фомин.

– Действительно, Вер, чо там суетиться? Тут оно уже вот мы тут, – согласилась с мужем Светлана и стала извлекать из пакета, который держала в руках, всякую еду: колбасу, сыр, рыбу.

– Да куда ж ты, господи, Светлан, ну куда ж ты, мать, – опять закудахтала бабушка, пытаясь вернуть в пакет колбасу. – Да ну есть же у нас всё, господи, Светлан, убери, Христом молю, ну куда ж!

– Давай, давай, Вер, не гоноши. Есть – хорошо, а больше будет – лучше! – защищая пакет от колбасы, осек ее Фомин. – Тебе, мать, терь двух мужиков кормить.

– А водку еще куда? – запротестовала бабушка, даже руками замахала, увидев, что извлеклось из пакета вслед за колбасой.

– Вер, ну какая это тебе водка? Чистая слеза, а не водка, смотри! – Фомин потряс бутылкой на просвет, в сторону окна.

– За помин, Верунь, за помин, чисто за помин – оно святое, – Светлана, когда не улыбалась, показалась Салиму если не симпатичнее, то хотя бы немного не противнее.

Бабушка сдалась. Сразу сдалась, без боя. Села на табурет, притулилась к стенке буфета, дотянулась толстым коровьим взглядом до потолка и заплакала.

– Ну Верунь, Верунь, не надо, держись-ка, ой, мать! – Светлана тут же бросилась к бабушке, спрятала ее голову под своей пышной грудью.

И бабушка послушно ткнулась в Светланин живот, обхватила ее руками за боковые жировые мутаки и тоненько завыла.

На кухне так сильно пахло борщом и пирогом, а особенно пережаренной рыбой, что дышать было почти нечем. Салиму захотелось выйти в соседский сад, подержать в руках помятый шлем, вцепиться в него, как в… как за Осечкинскую стенку, чтобы не… не… чтобы не задохнуться, вот.

Бабушка выла в тети Светин живот. Это выглядело очень глупо.

– Ну-тка, Санёк! Давай скоренько на стол тарелки, вилки и стопарики, – приказал Фомин Салиму.

Салим кивнул, метнулся к буфету, к мойке, к плите, к столу. Когда двигаешься, дышать рыбой как-то легче… Фомин засучил рукава и принялся мыть под струйкой едва текущей, но зато чистейшей, родниковой воды принесенную с собой вместе с колбасой и сыром зелень: лук, петрушку, укроп.

– Санёк, борща, борща всем налей, – отрываясь от Светланы и продолжая шмыгать, сообразила вдруг бабушка. – И пирожок на стол поставь.

– Борщ – это хорошо! – одобрил Фомин. – У нас всегда борщом поминали.

Светлана поцеловала бабушку в висок и со словами «я сама, сама, не мужское это дело» стала разливать борщ по тарелкам. А Фомин справился с зеленью и принялся откупоривать бутылку.

– Сметанку, сметанку к борщу надо! – напряглась бабушка.

– Ничего, можно и без сметаны.

– Зачем же без, когда есть? Сань, в холодильник сбегай, а?

Салим поднялся за сметаной. А когда вернулся, обнаружил, что Фомин налил водку в четыре стопарика, а бабушка опять плачет. Салим поставил сметану на стол, сел.

– За помин! – сказал Фомин.

– Земля пухом и вечная память, – добавила Светлана.

– Вечная тебе память, доченька, вечная тебе память… – бабушка едва могла говорить, она прошептала-просипела это сквозь слезы.

Салим сидел истуканом и не знал, как ему себя вести: как ребенку или как взрослому?

– Не чокаясь! – сказал Фомин.

Салим взял в руки стопку.

– И зачем было это говорить? – передернула плечами Светлана. – И так всем ясно, что за помин не чокаясь!

– Я это Сане! – стал оправдываться Фомин.

– Вы что, и малому налили? – встрепенулась бабушка.

– Я на малой! – возразил Салим, но получилось у него это хрипло и невнятно, он откашлялся и повторил уверенней: – Не малой я!

Он залпом выпил водки, поставил стопку на стол и не бросился сразу закусывать, а открыл сметану, окунул в нее ложку, потянулся за луком и только потом. Подумаешь, нежности! Водки он, что ли, не пробовал что ли…

– Ладно, – сказал Фомин. – Договорились. Не малой ты. Но ты ж пойми, это чисто договор – каким словом что называть.

– Что за договор-то? – не догнала Светлана. – Гляди, договоришься ты у меня!

– Да что я? Я – ничего. Это ж не просто договор – договор, это мы ж люди – значит, договоримся. Это ж не с андертальцев пошло, хромопитеков!

– Хромопитеков?

– Ну…

– Они что, хром пили?

– Эк баба-дура! Они о словах договорились, так-быть! Сели за стол переговоров – и договорились! Стол – значит стол. Переговор – значит, так-быть, переговор. А малой – он не малой, он – ни-ни… Он вон уже у нас какой мужик. Усы уж растут.