Элия Барсело - Хранилище ужасных слов

— Нет, это слишком долго. А ничего нельзя сделать, чтобы…

Она не могла подобрать нужный глагол. Чтобы слова «погибли», «стёрлись», «дезактивировались»?..

— Хочешь узнать, как подействовали твои слова?

Вопрос был задан уже привычным для нее бесстрастным тоном, но почему-то создалось впечатление, что именно этот вопрос очень важен и от ее ответа зависит, чем вообще закончится это путешествие.

— Да, — сказала она.

Мигель Кастро сидел в вестибюле Провинциальной больницы и, закрыв руками лицо, плакал. Талью он еще не видел, и, хотя врач пытался убедить его, что выводы пока делать рано, сказанные им слова были малоутешительны, если не безнадежны.

«Сеньор Кастро, девочка впала в кому в результате сильного удара по черепу. В целом ее состояние стабильное, но мы не знаем, придет ли… — тут врач осекся и быстро поправился, — когда она проснется. Часто это происходит уже через несколько часов, однако иногда… требуются дни, даже недели. Пока ничего не известно, но она молодая, сильная, поэтому отчаиваться не нужно».

Судя по тому, что он слышал в больничных коридорах, авария была страшная: больше пятнадцати человек получили ранения, двое — водитель самосвала и водитель трамвая — скончались на месте. Двое находились в коме: Талья и какой-то парень возраста Диего, родителей которого еще не удалось отыскать.

Одна из медсестер тронула его за плечо и спросила с улыбкой:

— Не хотите кофе?

Она была немолода, но улыбка очень ее красила.

— Могу я увидеть Талью?

— Пока нет. Она уже в полном порядке и прекрасно выглядит, но ей проводят кое-какие исследования. Я скажу, когда вы сможете пройти.

— Как меня нашли?

Он спросил просто так, чтобы хоть с кем-то поговорить и не сидеть опять в вестибюле в полном одиночестве.

— На рюкзаке были написаны имя и адрес, а поскольку других девочек в трамвае не было, мы решили, что рюкзак принадлежит ей.

— Что моя дочь делала в трамвае? — задумчиво спросил Мигель, обращаясь скорее к себе, чем к медсестре.

— Авария произошла на пересечении улиц Чили и Перу, в районе Эль Ремедио. Может быть, ехала к подруге. И вообще это очень известный и оживленный район.

Он чуть было не сказал, что его дочь учится водной из лучших школ города и у нее нет подруг в таких местах, как Эль Ремедио, возле окружной дороги, где начинаются фабрики и бараки, но вовремя спохватился. Вдруг медсестра или ее родственники именно там и живут?

— А другой мальчик, который тоже находится в коме?

Медсестра бросила быстрый взгляд через плечо, словно хотела удостовериться, что их никто не слышит.

— Пожалуй, ему хуже, чем Талье. К тому же он совсем один. У него не было никаких документов, и пока его фото не покажут сегодня по телевизору, а завтра не напечатают в газетах, вряд ли его родители узнают о несчастье. — Она неожиданно выпрямилась и сказала уже другим тоном: — Пойдемте, выпейте кофе, неизвестно еще, сколько придется ждать.

По бело-зеленому коридору они дошли до комнаты медсестер, в это время пустовавшей.

— Меня зовут Тере, я дежурю до завтра, до шести утра, и позабочусь о Талье, пока она здесь. Хотите сахару?

Мигель отрицательно качнул головой и невидящим взглядом уставился на зеленый линолеум, не обращая внимания на кофе.

Тере села напротив, тронула его за рукав и, слегка придвинувшись, сказала:

— Послушайте, Мигель, не знаю, будет ли у вас об этом разговор с врачом, но я много лет ухаживаю за больными, находящимися в коме, и знаю, как это тяжело для родственников. Но я также знаю, что единственный способ помочь своим близким — быть здесь, рядом с ними, брать их за руку, что-нибудь рассказывать. Это совсем не просто, поскольку они словно мертвые: никак не реагируют, не говорят, не открывают глаза, и человеку, который видит их, утыканных трубками, исхудавших, бледных, больше похожих на статуи, чем на живых людей, становится страшно.

Отец Тальи оторвал взгляд от пола и в недоумении посмотрел в голубые глаза Тере.

— Да, Мигель, я знаю, о чем говорю, — именно страшно. И тогда человеку хочется побыстрее выйти отсюда на улицу, поболтать с кем-нибудь, окунуться в городской шум, посмотреть телевизор, выпить пива, почувствовать себя живым и забыть о том, другом, который вроде бы тут и в то же время не тут, не с нами.

— А где же? — дрожащим голосом спросил Мигель.

— Этого никто не знает. Думаю, какая-то их часть здесь и слышит нас, а какая-то переносится в места, куда живым путь заказан, хотя врачи за такие слова сочли бы меня сумасшедшей. Мне кажется, — она понизила голос и заговорила медленно и четко, будто перед ней сидел иностранец и она боялась, что иначе он ее не поймет, — слова помогают им вернуться. Я наблюдала это много раз. Один молодой мужчина пришел в себя спустя четыре года. Когда он открыл глаза, его жена была рядом, как была рядом каждый вечер в течение этих четырех лет, дожидаясь, когда он очнется. Представляете?