Элия Барсело: Хранилище ужасных слов

— Да.

— Но ты ее любишь.

— Да, — прошептала девочка. — Больше всех на свете.

Наступило молчание. Старик вытащил из кармана две карамельки и одну протянул Талье:

— Для горла очень хорошо.

Девочка помотала головой. Он сунул конфетку в рот, а бумажку — в карман.

— Тебе запретили брать сладости у посторонних, я понимаю. И что же ты, Талья, теперь собираешься делать?

— А что я могу сделать? — с отчаянием в голосе спросила девочка.

И вдруг, не дождавшись ответа, вскочила в испуге:

— Откуда вы знаете мое имя?

— Оно написано у тебя на рюкзаке. Сядь, успокойся. Давай лучше подумаем, что ты можешь сделать. Что вообще делать с грубыми словами, если они уже сказаны и услышаны? — Казалось, он обращается не к ней, а к себе самому. — Их ведь не соберешь, как рассыпавшиеся по полу монетки.

— Ну да.

— Нельзя, нанеся рану и увидев кровь, одним лишь желанием заставить ее затянуться. И точно так же нельзя произнести те или иные слова и вернуть их обратно.

— Как же быть?

И хотя это было глупо, но Талья почему-то поверила, что этот похожий на дедушку человек, с которым она до сих пор так и не познакомилась, знает ответ на ее вопрос.

Снова повисло молчание. Потом старик несколько секунд, не мигая, смотрел ей прямо в глаза — иногда так смотрят коты.

— Есть одно место.

— Какое место?

— Тайное. Здесь, в городе. Ты должна пойти туда одна, но это будет непросто — да и неизвестно, поможет ли.

— Я пойду, — сказала Талья. — Если это может помочь, я пойду.

— Вон там, — он указал на ближайший выход из парка, — ходит трамвай № 1, кольцевой линии. Сойдешь на конечной остановке, где трамвай поворачивает назад. Это промышленный район, совсем некрасивый, с заброшенными складами и фабриками, — ты наверняка там никогда не была. Как сойдешь, в глубине улицы увидишь старое полуразрушенное серое здание. Это оно и есть.

— Что именно?

— Хранилище ужасных слов, как я его называю, но вообще-то названия у него нет.

— И оно будет открыто?

— Оно всегда открыто.

— А вы в нем когда-нибудь бывали?

— Один раз, очень давно.

— И мне там помогут?

— Попытаются, не сомневайся.

Старик посмотрел на часы и, не дожидаясь очередного вопроса, сказал:

— Если решила ехать, поторопись — трамвай отходит через три минуты. Удачи тебе, Талья!

Девочка схватила рюкзак и опрометью бросилась к остановке, но уже у выхода из парка сообразила, что не поблагодарила старика. Она обернулась и крикнула:

— Большое спасибо, сеньор!

Однако у скамейки уже никого не было.

— Привет, Педро! Это Мигель, отец Диего. Сыну трубочку не передашь?

Педро взглянул на растянувшегося на диване Диего, который знаками давал понять, что не хочет ни с кем говорить. Зажав трубку рукой, Педро очень тихо, но четко произнес:

— Это твой отец.

Диего нехотя сполз с дивана и с недовольной миной подошел к телефону:

— Слушаю.

— Ты не ходил на занятия?

— Неохота было. А что случилось?

— Ничего, просто я звоню домой, а там никто не отвечает. Талья уже должна была вернуться. Не знаешь, где она может быть?

— Понятия не имею.

— И всё, больше ничего сказать не хочешь?

— А что ты хочешь услышать? Наверное, ей, как и мне, дома тошно, вот она и ушла к Пепе или Хуанме.

— Но она не говорила, что собирается уйти?

— Да нет, папа, ничего она не говорила! Сегодня утром она вообще была как зомби. Мы встретились на кухне и сразу же разбежались. Она знает, что я у Педро, — может, тоже сюда придет. — Он на мгновенье запнулся, но все-таки произнес: — Подарил бы ей на Рождество мобильный, как она просила, сейчас позвонил бы, и все дела.

— Диего! — Отец явно начинал злиться. — Я запрещаю…

— Да ладно, ладно. Если отыщется, я тебе позвоню.

Оба замолчали. Диего слышал, как отец пытается выровнять дыхание и успокоиться, чтобы не сорваться на крик при сотрудниках банка, в котором он работал. Спустя несколько секунд Диего тихо спросил:

— От мамы что-нибудь слышно?

Мигель ответил не сразу.

— Сказала, позвонит сегодня вечером, когда устроится. Не спрашивай где — я сам не знаю.

Теперь Диего задержал дыхание, страшась продолжения.

— Сынок, тебе уже почти двадцать, и я могу говорить с тобой откровенно. Иногда ничего нельзя поделать — всё кончается, и нужно просто это принять, понимаешь?

— Да, — ответил Диего, судорожно соображая, как избежать новой неловкой паузы, поскольку отец, судя по всему, продолжать не собирался. Педро смотрел на него в растерянности. Диего был его лучшим другом, и он был бы рад ему помочь, но не знал чем. Единственное, что пришло в голову, это изобразить спящего, склонив голову на сложенные кисти рук. — Педро предлагает мне остаться ночевать, папа.