Всеволод Нестайко - Тореадоры из Васюковки

— А как же! — не дал я ему договорить.

И смолк, думая, что бы ему еще такое сказать успокаивающее на прощание.

— А те двое всё-таки не шпионы, — сказал я. — Настоящие шпионы нас придушили бы там, в кукурузе. И никто бы не знал. Они же точно теперь знают, что мы за ними следили. Так что не переживай — однако никто бы про нас ни в газете не написал, ни по радио, ни тем более по телевизору…

Но Кукурузо на это ничего не ответил.

И снова мы стоим и молчим.

— Ну так что? Давай едь уже! — не выдержал наконец Кукурузо.

— А ты что, спешишь? — говорю я.

— Да не, я ничего, но вообще… Тебе же домой надо. Ребята, наверно, в футбол сейчас на выгоне играют.

— Да! — машу рукой. Мол, не нужно мне ни футбол, ни ребята. А сам думаю: «Неужели это Кукурузо никогда в футбол играть не будет? Вот бедный!». И так мне стало его жаль! Он же такой хороший вратарь! Настоящий Лев Яшин мог из него вырасти.

Вздохнув я, полез в карман и вытащил свой складной ножик.

— На, — говорю, — тебе пригодится. Ты же знаешь какой это ножик. Как бритва. Такого ни у кого нет. А у твоего кончик сломан.

Кукурузо покраснел от удовольствия. Он всегда завидовал мне из-за этого ножика и меняться не раз предлагал, но я не хотел. Но теперь пусть ему достаётся, раз он в футбол играть не будет и в одиночестве жить будет.

Я еще раз раз вздохнул, полез в другой карман и достал спичечный коробок. Там лежали рыболовные крючки, которые подарил мне отец. Прекрасные крючки! Настоящее богатство для рыбалки. И маленькие — на верховодок, плотву и карасей, и побольше — на ершей, окуней и лещей; и большие — на щук, линей, карпов. И совсем большие — тройные — на сомов и другого рыбьего зверя.

— Лови, — говорю, — на здоровье. Рыбой ты теперь обеспечен. Только знаешь, когда я к тебе когда-нибудь приеду, то и мне дашь половить. Очень я привык к этим крючкам.

Почему я так сказал — не знаю. Я еще ни разу не ловил на них. Наверно, всё-таки жалко мне было этих крючков! Даже больше, чем ножика. Кукурузо почувствовал это:

— Да зачем? Не надо. У меня же есть.

Но не мог оторвать восхищенного взгляда от коробка. Разве хватит у человека силы отказаться от такого подарка? Нет, не жалко мне крючков! Кукурузо же остаётся на необитаемом острове один-одинёшенек, как зуб во рту у деда Салимона. И никто его больше не увидит. Даже письма ему написать нельзя. Разумеется, нельзя. У него же адреса нет. У всех людей на свете есть адреса, а у него нет. Это неожиданная мысль взволновала меня.

— Слушай, — говорю, — так нельзя. Выходит, у тебя теперь нет адреса.

— Ну и что?

— Как — «ну и что?» Адреса нету, понимаешь! Выходит, будто ты вообще не живешь на свете.

— А что я могу сделать? — растерялся Кукурузо.

— Нужно немедленно как-то назвать остров. Будет название — тогда и адрес будет.

— Давай. Я что — против? А как?

— Откуда я знаю? Острова по-разному называются. Остров имени Врангеля, остров Мадагаскар, остров Таймыр. Нет, это, кажется, полуостров. Ну. как-то как.

— Ну пусть будет остров Мадагаскар. Красивое название. Мне нравится.

— Но уже есть Мадагаскар. Надо, чтобы такое название, которого еще нет.

Кукурузо задумался. Долго шевелил губами, наверно, перебирая в голове названия. Потом сказал:

— А знаешь — пускай будет имени Переэкзаменовки. Переэкзаменовка меня сюда привела, и пусть будет имени этой проклятой переэкзаменовки. Такого названия еще нет — стопудово.

Я не стал спорить. Так на карте мира (хотя об этом никто еще не знал) появилась новая географическое название — остров Переэкзаменовки. Кто знает, может, когда-нибудь в будущем школьники даже учить будут про это на уроке. «Остров Переэкзаменовки. Знаменит тем, что на нем провёл в одиночестве почти тридцать лет ученик пятого класса Робинзон Кукурузо». И какой-нибудь оболтус получит двойку за то, что не будет знать этого.

— Не дрейфь, Робинзон, все будет хорошо, — бодро сказал я. — На таком острове не то что двадцать восемь — сто лет прожить можно. Лишь бы рыба клевала.

— Я тоже так думаю.

— Ну, прощай!

— Прощай.

Я бросил в лодку Собакевича, сел сам.

Кукурузо вдруг вздохнул и тихо сказал:

— Ты извини меня, Павлуша, что я в позапрошлом году тебя при всех в лужу пихнул. Извини.

Я тоже вздохнул и сказал:

— А ты извини, что я тогда, помнишь, твою кепку на вербу закинул. И вообще извини, если что не так.

— Прости! — сказал Кукурузо.

— Прости! — сказал я и оттолкнулся наконец от берега.

Последняя связь Робинзона Кукурузо с людьми оборвалась. Он остался один на необитаемом острове.