Всеволод Нестайко - Тореадоры из Васюковки

— Скажите, пожалуйста, — робко спрашивает Ява, — а какой он будет? Когда примется?

— Какой? Видите этот плёс? Он будет — переливчато-изумрудным, как… как шёлк. Представляете?

Мы закивали головами, хотя я, честно говоря, не очень себе представлял.

— А какой же он на вкус? — послышался сзади голос Бурмило (мы еще раньше увидели его взлохмаченную голову, что выглядывала из «президенции», но нам было не до него).

— Как вам сказать, — обернулся к Бурмиле Фарадеевич. — Сам не пробовал. Но думаю, что похож на салат.

— На салат? Скажите! Выходит, под «Столичную» самое то. Люблю салатики… Дадите хоть попробовать с первого урожая? — И он хрипло загоготал.

— А почему же не дать? Пожалуйста, — так доброжелательно ответил Фарадеевич, что Бурмило смутился: — Да нет, я шучу. Это я так, посмеялся… для смеха.

Мне даже показалось, что он покраснел. Я взглянул на него и подумал: «Неужели вот это шпион? Живой шпион? Тьфу! Какой-то совсем не похожий. Ни в одном фильме не было шпионов, которые краснели. Ни в одной книжке детективной…»

Но Яве я ничего не сказал, не рискнул.

…В тот день в селе только и разговоров было, что про глобулус.

Куда не ткнешься:

— Слышали? Фарадеевич с учениками водоросль на Высоком острове выращивает. Особенную какую-то.

— Говорят, полезная — страх! Витаминов много. Одни витаминов.

— А ты что думаешь — космонавтов тебе жмыхом кормить будут?

— А как же, для них самое лучшее придумывают.

— Витамин на витамине сидит и витамином погоняет.

— А по-моему, больше всего витаминов в водке.

— Говорят, сам Попович приедет посмотреть на этот «глобулус».

— …а если на ночь лицо им помазать — на двадцать лет помолодеешь.

— Улыбаться чаще надо — тогда помолодеешь. А ты ругаешься от зари до зари.

— И вообще, говорят, очень питательна. Все сто процентов усваиваются организмом. Отходов нет и на копейку.

Сказал своё слово о глобулусе, конечно, и мой папа. Я и не сомневался, что он скажет. Мой папа — страшный «любитель прессы», как он сам говорит. Без газеты или журнала я его, кажется, никогда и не видел, ест — читает, идет куда-то читает, телевизор смотрит — тоже читает.

С газетой в руке так и засыпает.

И каждый день за ужином он проводит для так с мамой такую политинформацию — рассказывает, что интересного вычитал за день. Именно от него я и о гитлеровских архивах на дне озер в Австрии и Чехии узнал, и о шпионах с аквалангах, и о многом другом. Столько всего интересного, как мой папа, никто в мире, по-моему, не знает (разве что Степан Карафолька). И этот глобулус (вид хлореллы) был для него как семечки.

— Эта хлорелла же, понимаете, чудо природы! Это же уникальная штука! Такая, понимаете, маленькая, и не увидишь, а большие дела делает. Это же не только еда для будущих космонавтов-астронавтов, это же, понимаете, и воздух, и вода… В прошлом году «Вести» писали про уникальный эксперимент наших ученных, когда целый, понимаете, месяц лаборантка Галя М. провела в гермокабине, воздух в которой постоянно обновляла «оранжерея» хлореллы — поглощала, понимаете, углекислый газ и в процессе фотосинтеза превращала его в кислород. Такой вот, понимаете, круговорот с помощью культиватора хлореллы, правда, с некоторой химической доочисткой, делала и вода.

Тут я папин рассказ должен прервать, которому что больше, не смотря на его «Понимаете», ничего не понял: даже мама только глазами хлопала и хмыкала.

Понял я только одно: что хлорелла — это вещь! И что без неё на другие планеты нечего и рыпаться.

А когда хлорелла — вещь, то глобулус и подавно, потому что он — «вид хлореллы, может, еще и лучший»

Значит, то над чем работает Фарадеевич с юннатами-старшеклассниками — всемирного значения.

И еще я понял, что ничего в этом всем не петрю. Ничегошеньки. Как корова. Понял, что на одной удали, на этом: «Мы всё-таки парни хоть куда! Орлы! Соколы! Гангстеры, а не мальчишки!» — далеко в космос не залетишь. А чтобы петрить, нужно учиться, учиться и учиться. И тут я вспомнил, что через несколько дней — экзамен. Первый в моей жизни экзамен, о котором я из-за всех этих шпионских дел совсем забыл.

Эх, учителя-учителя, завучи и директора! Разве они понимают что-нибудь в шпионах, в героях! Разве они понимают, как же хочется задержать настоящего шпиона и стать героем?! Чтобы о тебе писали в газете, передавали по радио, а то и по телевизору. Разве они понимают!

И не отменят они ради шпиона экзамен, нет, не отменят! Хоть давай им сто шпионов — не отменят ни за что! Эх, учителя-учителя!