Андрей Некрасов - Завидная биография

— А чего же, это можно. Я мигом. В школе красные лампочки есть. — И, набросив полушубок, Никита выскочил за дверь.

Лена и бабушка постояли еще, посмотрели. Потом Лена тронула кое-где углем рамку, отступила на шаг, еще на шаг. Вдруг что-то стрельнуло у нее под ногой. Маленькая голубая молния мертвенным светом на мгновение осветила комнату, и все лампочки разом погасли.

Из всех окон хлынула в избу густая, холодная тьма. Сделалось вдруг тихо-тихо, и слышно стало, как в трубе сердито посвистывает ветер.

— Это что же теперь будет-то, доченька? — вполголоса спросила бабушка.

— Не знаю, бабушка. Это я что-то наделала, — так же тихо ответила Лена.

— А поправить-то можно? Или совсем теперь?

— Можно, я думаю. Только я не сумею, — вздохнув, сказала Лена.

— А Никита сумеет, чай? Или тоже не может? Теперь что же, Семена Сергеевича ждать?

— Не знаю, бабушка.

— Экое горе-то, доченька. И лампу-то я под пол убрала, внука послушала. И свечки-то нету. И спички не найду теперь, куда задевала… Чего делать-то будем, дочка?

— Надо Никешу ждать, — сказала Лена.

— Ждать-то ждать, да в темноте бы хуже чего не наделать. Ну-ка, стой, дочка, может, что сообразим.

Бабушка, шаркая ногами, ощупью прошла по избе, порылась в подпечке, загремела кочергой и, склонившись, усердно принялась раздувать едва тлевший уголек.

Красноватый свет чуть теплился, скудно освещая сморщенное бабушкино лицо. Казалось, вот-вот погаснет последняя неверная искорка. Но бабушка дула и дула, тяжело переводя дыхание.

Вдруг желтый трепетный язычок огня возник в темноте, и бабушка подняла горящую лучину.

— Ну вот, дочка, и свет… Я-то помню: с таким вот светом всю зиму жили, и пряжу пряли, и холсты ткали. Другого свету мы и не знали…

И, прикрывая ладонью горящую лучинку, бабушка подошла к окну.

Дымный, коптящий огонек вздрагивал в ее руке. Тревожно метались по избе быстрые тени, то расступаясь и прячась по углам, то набегая со всех сторон, точно стремясь погасить и этот жалкий огонек.

Лена тоже подошла к окну. Вдвоем посмотрели они в темное стекло и увидели отражение своих лиц, освещенных неровным желтым пламенем. Там, за лицами, за морозным узором, наполовину затянувшим окно, лежало беспредельное снежное поле, сверкающее тысячами холодных огоньков северной ночи, и черной тенью маячил высокий столб, бесполезно стоявший теперь возле дома.

— Держи-ка, дочка, — сказала бабушка и, передав Лене лучину, стала разжигать новую.

Так и застал их Никита. Он ворвался в избу, и следом за ним хлынула волна морозного воздуха. Никита остановился на пороге и вдруг звонко расхохотался.

— Ой, Никеша, — обрадовалась Лена. — Тут стрельнуло что-то, и все погасло. Ну, чего ты хохочешь? Мы с бабушкой испугались, знаешь как!

— Оно и видно: с перепугу всю избу прокоптили. А лучины-то нащипали… на год хватит… Ну, ничего. На-ка, бабушка, — Никита протянул сверток с лампочками, порылся ощупью в своем хозяйстве, сбросил полушубок и вышел на улицу.

В окно было видно, как он ловко вскарабкался на столб, а еще секунду спустя в избе вспыхнул ослепительный свет.

— Ой, как светло! — удивилась Лена. — Кажется, так светло никогда еще не бывало!

— Эка благодать, — согласилась бабушка.

Тут, потирая застывшие пальцы, в избу вошел Никита.

— Жучок сгорел, — объяснил он, — пустяковое дело. Ты, бабушка, лучину-то убери на растопку… Не бойся, не погаснет свет. Это все в наших руках…

Он ввинтил в патроны красные лампочки и снова включил ток. И совсем по-другому заиграла узорная рамка, и мягким розовым светом озарилось лицо юного Ленина на портрете.

— Ну вот, видишь, так еще лучше, — сказала Лена.

Она прищурила глаза, посмотрела на свою работу, и ей показалось, что каких-то последних штрихов нехватает на фанерном щите. Уголек она обронила в темноте. Лена нагнулась было поискать его, но вдруг заметила, что все еще держит в руке погасшую, обуглившуюся лучину.

Она подошла к щиту, уверенно провела недостающие линии и снова отступила.

— Бабушка, гляди-ка, — рассмеялся Никита. — У хорошей хозяйки и сгоревшая лучинка в дело идет.

— Хозяева вы, верно, хорошие, — согласилась бабушка. — Таким хозяевам жить да жить.

Весной, когда по всей стране отзвенели последние звонки в школах, когда закрылись до осени двери классов и до нового учебного года улеглись на покой задачники и тетради, на больших пароходах и на маленьких катерах, на объемистых рыбницах и на утлых реюшках, идущих вниз по рукавам и протокам волжской дельты, стали появляться необычные пассажиры.