Андрей Некрасов - Завидная биография

Солнце все ниже склонялось к земле, и нужно было спешить. Уж очень долго задержались они здесь, у танка, и теперь, нажимая из последних сил, торопились дотемна попасть к опушке леса, который начинался километрах в пяти от цели их путешествия.

Они, как и прежде, шли, смело выбирая по карте дорогу. И удивительная вещь происходила с мальчиками: ни один из них никогда не ходил по этим дорогам, ни один из них никогда не бывал на этом кусочке родной земли, но каждый шел здесь, как хозяин, которому в его владениях все знакомо и все известно.

Они шли и знали: вот тут будет холмик, там овражек, там болотце, там перекресток дорог. И все же каждый раз, когда холмик, овражек, и болотце, и перекресток дорог появлялись там, где их ждали, мальчики испытывали ни с чем не сравнимую радость, которую приносит только настоящее знание.

В ту самую минуту, когда огромное красное солнце коснулось горизонта, как раз там, где его и ожидали увидеть, показался редкий лесок, заранее выбранный для ночевки.

Одолев последние метры пути, ребята с удовольствием сбросили рюкзаки, но отдыхать еще было рано. Летняя ночь надвигалась быстро, и до наступления темноты они торопились разбить бивак.

Работали умело и дружно. Владик и Лева ставили палатки, Тося, Игорь и Миша собирали топливо, Гриша пошел за водой.

А Зайка первый раз в жизни самостоятельно разводил костер. Сначала дело не ладилось. Но Зайка не сдавался. Он продолжал упрямо трудиться. И когда погасли последние проблески заката и яркие звезды одна за другой загорелись в темном летнем небе, перед лагерем задымил, затрещал и вдруг вспыхнул огромным факелом великолепный костер. Вспыхнул и осветил счастливые лица ребят, рюкзаки, лежавшие рядом, большую груду хвороста и два маленьких серебряных домика.

И, казалось, со всего леса собрались тонконогие березки посмотреть на этот серебряный городок, чудом выросший на круглой полянке.

А серебряный городок уже жил дружной, веселой жизнью. Всем тут было хорошо и отрадно. Не о чем было спорить, не о чем печалиться. Только каша в котелке вздыхала тяжело и протяжно да чайник, содрогаясь от злобы, сердито плевал в огонь.

Быстро покончив с ужином, шесть «мудрецов» забрались в палатки, по трое в каждую, и, положив под голову рюкзаки, заснули крепким сном людей, хорошо сделавших свое дело.

Перед сном они бросили жребий, и Зайке досталась первая вахта. Вооружившись топориком и фонариком, он, как заправский сторож, сел на пенек у костра.

Часов у ребят не было, и ночь решили разделить «на глазок и на совесть», как сформулировал Лева.

«Глазок» у Зайки был верный, а совесть?.. Нужно ли говорить о Зайкиной совести?

Зайка был настоящим артистом, и, как каждый настоящий артист, он был очень богатым человеком. Огромный мир звуков и такой же неисчерпаемо огромный мир чисел целиком принадлежали ему. Но Зайка не был скупым богачом. Он охотно делился с людьми своими сокровищами: громко насвистывая песенку, подслушанную в каплях дождя или в свисте ветра, раскрывая товарищу сложные законы чисел, Зайка не боялся обеднеть, а люди, общаясь с ним, конечно, становились богаче.

Наверно, потому, что был он так богат и так щедр, Зайка редко с кем спорил. За всю свою жизнь он никогда ни с кем не подрался, и всякий раз, когда дело клонилось к ссоре, Зайка предпочитал уступать.

Но никто не мог заглянуть ему в душу, и даже лучшие друзья Зайкину доброту приписывали врожденной робости и между собой частенько называли маленького Зайку трусом.

Нет, трусом Зайка не был. В его добром сердце мужества было ничуть не меньше, чем в других, прославленных отвагой сердцах.

И вот маленький Зайка остался один на один с огромным ночным лесом.

Товарищи крепко спали, утомленные дорогой и впечатлениями длинного дня. В костре что-то треснуло, зашипело и замолчало. Звезды почему-то погасли, и ночь, глухая и темная, безраздельно завладела миром… Но Зайка не боялся ночи.

Так хорошо было сидеть одному у догоревшего костра и слушать удивительные лесные звуки, что Зайка ничуть не сетовал на свой жребий и не завидовал спящим друзьям.

Он слушал: вот ночная птица всплакнула о чем-то на болоте. Лесной сверчок-древоточец звонко пиликнул раза два и замолчал — должно быть, решил дать соседям поспать в такую тихую ночь. Громко скрипнуло дерево. Глухо упало что-то тяжелое. Прогудел беспокойный комар. В тон ему, на две октавы ниже, далеко-далеко откликнулся поезд. Потом не то трактор, не то электродвижок вступил в общий хор чистой барабанной дробью, и какой-то загулявший жук, торопясь домой, пропел самое низкое «ля».