Константин Курбатов - Волшебная гайка

— Да ничего у нас вовсе не произошло, — засопел папа. — Откуда ты взяла?

— Ира там? — кричала мама. — Почему она не с тобой? Где она?

— Да тут она, — покосился на меня папа. — Тут. Куда она денется.

— Если бы она была с тобой, ты бы дал ей трубку! — кричала мама. — Почему ее нет? Где она?

— Ну, совсем, — сказал папа. — Да здесь она. На, поговори с ней, пожалуйста. Спроси у нее.

— Доченька, — сказала мама проникновенным голосом, — это ты? Я тебя очень прошу, я тебя просто умоляю: скажи, что там у вас.

— Да ничего, мамочка, — довольно уверенно произнесла я.

— Вруны и вруны! — возмутилась мама. — Если бы вы сказали мне, что у вас там случилось, я бы сразу успокоилась. А так я думаю самое худшее. Неужели вам меня не жалко?

Нам было очень жалко маму. Но как мы могли ей сказать, что чуть не сбили мотоциклиста и врезались в дерево? Разве бы она нам поверила, что все обошлось более менее благополучно. Нет, мама бы в такое ни за что не поверила. И поэтому мы изо всех сил доказывали ей, что она совершенно зря там что-то придумывает. Папа, я не знаю сколько, побросал в щель пятнадцатикопеечных монет. И мне казалось: чем больше он их бросает, тем ему мама верит все меньше и меньше.

И снова после телефонного разговора наши с папой биоритмы стремительно рухнули к минусу. Рухнули еще хуже, чем когда мы чуть не протаранили тополь.

А хутор, вообще-то, оказался ничего. И старый потемневший дом, и озеро, и лес, и лодка на озере, и сама беззубая, но шустрая бабушка Таисия. Вон, оказывается, в кого была такая боевая шпандыриха. В свою беззубую бабушку.

— Шивите на шдоровье, — прошамкала нам бабушка. — Шачем ше в палатке? Шелитесь в ишбе. Мешта хватит. Да и штарик мой ешо нешнамо когда вернется. Он, вишь, на отхоший промысел подался, молодость вспомнил. Рушкие печи пошел по деревням штавить да молодых маштеров тому делу обучать. Позабыли ведь люди-то, как рушкие печи класть. Рашве теперь печи ставят…

Озеро лежало под домом красивое, но рыбалка у нас с самого начала не заладилась. Мы сидели с папой в лодке, смотрели на поплавки и злились, что клюют одни малюсенькие нахалы ерши. А я все думала: интересно, как мама догадалась, что у нас что-то произошло?

Я до самого вечера думала только об одном. И ночью мне приснилась мама. Будто она бежит через озеро к нашей палатке и все не может добежать. Мама бежала к нам через озеро босиком и в брезентовой куртке. Навстречу маме дул сильный ветер и сносил ее к противоположному берегу.

На зорьке мы вылезли из палатки и снова попробовали рыбачить. Но клевали все те же ерши.

— В этом ершовом озере все равно ничего путного не поймаешь, — сказал папа. — Идем лучше в лес. Заодно и тропку посмотрим. Которая ведет к шоссейке.

— Так рано еще звонить, — сказала я. — Мама еще, наверное, и не проснулась.

— У тебя только одно на уме, — сердито сказал папа. — Я и не собираюсь ей сейчас звонить. Вечером позвоним. Не хватало еще звонить ей в шесть часов утра. Она и так ион…

Попросив у бабушки Таисии корзинки, мы отправились в лес. Мы пошли совсем в противоположную от шоссейки сторону. Наверное, чтобы не подвергать себя лишнему соблазну.

А когда, уже далеко за полдень, мы возвратились обратно на хутор, в тени на завалинке сидела мама. Я бросилась к маме, а мама ко мне. И мы долго целовали друг друга и обнимали, словно не виделись тысячу лет.

— Вруны! Ой, какие же вы вруны! — восклицала мама. — Как же вам не стыдно? Вас ведь совершенно нельзя отпускать одних. Мне пришлось по вашей милости бросить все и мчаться за вами вдогонку.

Папа спросил:

— Что, у Ильичева воскресла теща? Или к Веретенниковой вернулся муж?

— Нет, — серьезно сказала мама, — просто мой начальник решил, что с меня в таком состоянии спрос еще меньше, чем с Веретенниковой.

— И? — сказал папа.

— И он срочно прогнал меня в отпуск, — сказала мама.

Папа потер кончиком указательного пальца нос, присел и начал хохотать. Мама прикрыла ладошкой рот, но не удержалась и стала хохотать тоже. И я вслед за ними. Мы бегали возле дома, толкались, падали в траву, кувыркались, что-то кричали во все горло и хохотали. Мы орали и хохотали, как сумасшедшие.

А на крыльце сидела бабушка Таисия и улыбалась нам беззубым ртом.

Бабушка Таисия походила на тетю Машу. Тетя Маша — на Толикину маму. А у Толика уши были в точности, как у Вити Пудикова. Или мне это показалось? Нет, не показалось. Просто все хорошие люди чуточку похожи друг на друга. И наверняка у маминого начальника, которого я никогда в жизни не видела, нос или глаза в точности такие же, как у дяди Ивана или у кого-нибудь еще.