— А хочешь — не пойдем в ресторан, посидим дома. Дома тоже неплохо.
Но я видел, что ему жутко хочется отвести нас всех в ресторан. Такое было у него настроение — хотелось ему, чтобы всем кругом было хорошо.
— Я не могу, а вы идите, — сказал я.
— Хочешь, я поговорю с Иваном Сергеевичем? Отпустит он тебя.
— Не надо. Очень важное собрание, — сказал я и в третий раз чуть не заревел, потому что собрание я придумал.
Когда они уехали в Приморск, я долго ходил по пустому дому.
Я думал, почему у всех все получается просто, а у меня все время какие-то неприятности.
У Батона, например, отметки в сто раз хуже моих; отец его, дядя Костя, перед Батоном не извиняется — он его просто лупит. А неприятностей у Батона нет. Отряхнется от дяди Костиной трепки и снова ходит веселый.
А Колька, например, говорит в десять раз меньше меня, но слушают его в десять раз лучше. Со мной все время спорят или обижаются.
Дома было тихо и скучно. Мне хотелось, чтобы зашел кто-нибудь — Колька или хоть Батон. Но никто не приходил. Тогда я снова обиделся и решил: даже если придут, никого не пущу.
Я запер дверь на ключ и стал ждать, когда постучат. Так прошло еще часа два. Никто не стучал.
Тогда я лег на кровать и заревел.
Колька зашел за мной рано утром, когда у нас все еще спали. Он постучал в окно. Я вылез.
— Мураш, — сказал Колька, — я вчера никак не мог. Мы с отцом квартиру обклеивали. Идем быстрее, ребята уже на берегу. В руках у Кольки были весла, удочка и банка с червями.
— Ты вчера не мог, а я сегодня не могу.
— Не пускают?
— Буду я их спрашивать… — сказал я.
— Тогда непонятно.
— Тебе много чего непонятно!
— Не хочешь, что ли?
— Может, и так.
— Почему?
Я промолчал. Поехать мне, конечно, хотелось, но я все еще злился на всех и на себя тоже.
— Из-за ребят? — спросил Колька.
— Плевать мне на них!
Колька положил на землю весла, удочку и сел на камень.
— Подожду, — сказал он.
— Нечего и ждать, — ответил я. — Без меня обойдетесь. Даже еще лучше будет.
— Мураш, — сказал Колька, — чего ты все время психуешь? Все тебе не нравится. А я ничего не понимаю. Может, я виноват?
— Ты никогда не виноват, — сказал я, а про себя решил, что если Колька еще раз меня позовет, то я пойду.
Колька встал. Он посмотрел на меня, и я впервые увидел у него злое лицо.
— Тогда — на!.. — Колька с размаху пнул ногой банку. Она покатилась, земля вывалилась из нее вместе с червями.
Этого я не ждал. Я даже растерялся. Я стоял и смотрел, как уходит от меня Колька. Шел он не к берегу, а к дому.
— Ты-то чего психуешь? — крикнул я.
Колька не обернулся. И мне показалось, что если я сейчас не сделаю что-нибудь, то останусь один во всем мире.
Я быстро собрал червей, поднял весла и удочку и догнал Кольку.
— Ребята ведь не виноваты… — сказал я.
Колька повернулся ко мне.
— Тебе же на всех наплевать!
— Это еще не известно, — сказал я.
Наташку я увидел издали. Она сидела в лодке на берегу и болтала в воде ногами.
— А ну, слезь с борта, я за тобой нырять не собираюсь!
Я орал справедливо. Мы собирались в море. Это не мальков спасать по лужам. В море все другое — и волны и ветер. А в лодке должен быть один капитан, а не сто.
Наташка, хоть она и вредная, все-таки выросла здесь, у моря, и это хорошо понимала. Она сразу послушалась, села на скамью и затихла.
— Батон, обвяжи два камня, — сказал я.
Батон вылез из лодки и пошел искать на берегу камни.
— Илларион, ты у нас боксер. У тебя мышцы. Садись на весла. Каким концом их вставлять, знаешь?
— Знаю, — ответил Илларион.
Одному Кольке я ничего не приказывал, потому что он все знал не хуже меня. Колька или я сядем на весла, когда будет ветер. А сейчас, пока тихо, пускай гребут слабаки вроде Иллариона.
А я, раз я стал капитаном, буду на них орать и командовать. Но орать — это еще не самая трудная работа. Самое тяжелое дело я должен взять на себя. Правда, особенно тяжелого сейчас ничего не было, но было одно не очень приятное.
В нашей бухте очень мелко и много камней. Если на веслах плыть, сто раз за камни заденешь. Поэтому нужно одному слезть в воду и провести лодку за цепь между камней, пока не выйдешь на глубину. Вот это я уже сделал сам.
Вода была холодная. Но это еще не главная неприятность. Из-за того, что в лодке сидела Наташка, мне пришлось лезть в воду в трусах. Из-за этой же Наташки я не мог выжать трусы и штаны надел прямо на мокрое. Жутко было неприятно сидеть в этой сырости. Я чувствовал себя так, будто в холодной луже сижу. Чтобы согреться, я снова стал помаленьку орать.
Читать дальше