Борис Никольский: Весёлые солдатские истории

Короче говоря, надел он повязку с буквой «Р», взял флажки и пошёл в посёлок. Сначала тайком, огородами, дворами, а потом, как выбрался на улицу, пошёл спокойно, как и положено солдату-регулировщику.

По улице бронетранспортёры катят — никто на Башмакова особого внимания не обращает.

А Башмаков встал со своими флажками на перекрёстке у выезда из посёлка и движение регулирует. Кого вправо направит, кого — влево.

Один капитан заподозрил что-то неладное. Выскочил из бронетранспортёра и — к Башмакову.

— Это что, — спрашивает, — за художественная самодеятельность?

— Никак нет, — отвечает Башмаков. — Это не художественная самодеятельность, а приказ генерала…

— Аа-а… — говорит капитан. — Ну, тогда другое дело…

Так почти целый час стоял Башмаков, регулировал движение и всё вокруг замечал и запоминал.

Потом вдруг слышит: в центре посёлка какой-то шум, крики. Выглянул Башмаков из-за угла — а это, оказывается, те бронетранспортёры, которые отправил он влево, сделали круг и снова прибыли в посёлок.

Солдаты и офицеры «южных» окружили своего регулировщика, шумят, ругаются.

Понял Башмаков, что пора ему уходить.

Вернулся он к своим и доложил обо всём, что видел.

А «южные» ещё долго не могли понять, что же произошло. Почему их войска в разные стороны разъехались.

Потом, уже после учений, много споров было между «северными» и «южными» об этом происшествии. «Южные» возмущались, просто из себя выходили.

— Дурацкий случай, — говорили, — произошёл. Да неужели бы мы на настоящей бы войне своего бы солдата от чужого не отличили? Нечестно это. Просто даже очень некрасиво пользоваться нашим доверием к регулировщикам. Несправедливо.

— На войне, — отвечали «северные», — ещё и похлеще случаи бывали.

Впрочем, спорь не спорь, возмущайся не возмущайся, но сражение в тот день «южные» проиграли и победу посредники всё равно присудили «северным».

А Башмакова командир наградил ценным подарком.

Однажды Башмаков простудился и его отправили в санчасть. Полежал он два дня в постели, попринимал лекарства, на третий день смерил температуру — нормальная.

— Товарищ капитан, — говорит Башмаков доктору, — можно я встану, погуляю?

— Пожалуйста, — говорит капитан.

Надел Башмаков халат, вышел во двор. На улице тепло, солнце светит. Посмотрел Башмаков — калитка у входа в санчасть покосилась, висит на одном шпингалете. Непорядок.

— Товарищ капитан, — говорит Башмаков доктору, — можно я поработаю — калитку починю?

— Пожалуйста, — говорит капитан.

Отыскал Башмаков гвозди и молоток, приколотил калитку — самому посмотреть приятно. Огляделся — что бы ещё сделать?

Ступеньки у крыльца поправил. Скамейку укрепил. Дорожку битым кирпичом выложил. Забор покрасил.

Через день собрался доктор выписывать Башмакова. Посмотрел на Башмакова задумчиво и спрашивает:

— А что, Башмаков, может, вы и стёкла вставлять умеете?

— Умею, — говорит Башмаков.

— И печки класть умеете?

— Умею, — говорит Башмаков.

— Может, вы, — спрашивает доктор, — и крышу отремонтировать сможете?

— Смогу, — говорит Башмаков.

Потёр доктор затылок ладонью и говорит:

— Придётся вам, Башмаков, ещё денька три полежать в санчасти, ничего не поделаешь…

— Хорошо, — говорит Башмаков. — Вам виднее.

На другой день он стёкла, где нужно, вставил, дымоход у печки поправил, потом за крышу принялся.

Тут его ротный старшина как раз и увидел. Башмаков на крыше санчасти сидел, а старшина мимо шёл — в штаб.

Старшина остановился, задрал голову.

— Что это с вами, Башмаков? — спрашивает.

— Ничего, — говорит Башмаков.

— То есть как это ничего? — спрашивает старшина. — Вы разве не больны?

— Так точно, — говорит Башмаков. — Болен.

— Так почему же вы тогда на крыше сидите?

— Это лечение такое, — говорит Башмаков. — По-научному «трудотерапия» называется.

Старшина так удивился, что даже забыл, куда шёл. Пошёл обратно в казарму и всю дорогу рассуждал сам с собой.

— Это что же за лечение? — говорил он себе. — Да я такое лечение солдатам каждый день прописываю. Меня, выходит, уже профессором медицины считать можно…