Туве Янссон - Муми-папа и море

В семь часов Муми-папа вышел проведать лодку. Вода опять поднялась, а юго-западный ветер вздувал море все выше. Муми-папа нашел рыболова лежащим на дне «Приключения». Он играл с горсткой камешков. Он заморгал из-под челки, но ничего не сказал. «Приключение» не было привязано, и волны били в борт лодки.

— Разве ты не видишь, что лодку вот-вот унесет в море? — возмутился Муми-папа. — Ее бьет о камни. Посмотри только! Давай-ка! Вылезай и помоги мне!

Рыболов перекинул свои кривые ноги через борт лодки и вылез на берег. Его глаза были, как всегда, добрыми и кроткими. Он сказал:

— Я не сделал ничего плохого…

— И ничего хорошего тоже, — отрезал Муми-папа. С огромным усилием он оттащил лодку сам.

Пыхтя и отдуваясь, он сел на песок. Вернее, на то, что осталось от песка. Сердитое море, казалось, ревновало песок, и каждую ночь его становилось все меньше. Муми-папа кисло посмотрел на рыболова и спросил:

— Ты нашел кофе?

Но рыболов только улыбнулся.

— С тобой что-то не в порядке, не могу понять, что именно, — сказал как бы сам себе Муми-папа. — Ты и не человек вовсе. Ты больше похож на растение или тень, будто никогда и не рождался.

— Я рождался, — немедленно ответил рыболов. — У меня завтра день рождения.

Муми-папа так удивился, что начал смеяться.

— Ты хорошо помнишь это, — сказал он. — Так у тебя есть день рождения, правда? Подумать только! И сколько же тебе лет, можно узнать?

Но рыболов повернулся к нему спиной и зашагал по берегу.

Муми-папа направился обратно к маяку. Он очень переживал за свой остров. Земля, где рос лес, была покинута и покрыта глубокими ямами. Вересковое поле пересекали длинные борозды, оставленные деревьями на пути к маяку. Там они и стояли растрепанное воплощение страха.

— Хотел бы я знать, как успокоить остров, — размышлял Муми-папа. — Острову и морю не годится ссориться. Они должны быть друзьями…

Муми-папа застыл на месте. Со скалой, на которой стоял маяк, творилось что-то неладное. Она сжималась очень мелкими движениями, как кожа, покрывающаяся морщинами. Пара серых валунов перевернулась в вереске. Остров пробуждался.

Муми-папа прислушался. По его спине побежали мурашки. Он был уверен, что ощутил легкое биение, которое передавалось всему его телу и подбиралось все ближе. Казалось, оно исходит из недр земли.

Муми-папа лег в вереск и прижался ухом к земле. И он услышал, как бьется сердце острова. Этот звук был глуше, чем звук прибоя, — мягкая пульсация глубоко внизу.

— Остров живой, — подумал Муми-папа. — Мой остров такой же живой, как деревья или море. Все живое.

Он медленно поднялся.

Можжевельник тихо пробирался среди вереска волнистым зеленым ковром. Муми-папа убрался с его дороги и стоял неподвижно, будто примерз к месту. Он видел, как шевелится остров — живое существо, сжавшееся на дне моря, беспомощное от страха. «Страх — ужасная вещь, — думал Муми-папа. — Он приходит внезапно и завладевает всем, и кто защитит маленькие существа, оказавшиеся на его пути?» Муми-папа побежал.

Он пришел домой и повесил шляпу на гвоздь.

— В чем дело? — спросила Муми-мама. — Разве лодка…

— С ней все в порядке, — сказал Муми-папа. Семья смотрела на него, и он добавил: — Завтра у рыболова день рожденья.

— Да?! Правда?! — воскликнула Муми-мама. — Это поэтому у тебя такой странный вид? Что ж, мы должны устроить для него праздник. Представляете! Даже у рыболова есть день рождения!

— И подарок найти нетрудно, — сказала Малышка Мю. Маленькие пакетики, полные морской травы, пучок мха или, может, просто мокрое место!

— Ты ведешь себя не очень-то любезно, — упрекнула ее Муми-мама.

— А я вовсе не любезна, — ответила Малышка Мю.

Муми-папа стоял у окна, глядя на остров. Он слышал, как семья обсуждает два очень важных вопроса: «Как убедить рыболова войти в маяк и как доставить ящик виски с мыса». Но он мог думать только о робком сердцебиении острова глубоко под землей.

Ему придется поговорить об этом с морем.

Муми-папа стоял на уступе смотрителя маяка и был похож на резную фигуру на носу своего галеона-острова.

Он ждал настоящего шторма, но шторм оказался совсем не таким, как Муми-папа себе представлял. Не было красивой жемчужной пены на волнах — во всяком случае, не при ветре силой восемь. Вместо этого пену сдувало с поверхности моря, как сердитый серый дым, и вода была измята и изборождена морщинами, будто лицо, искаженное гневом.