Ирина Щеглова - Весенний подарок. Лучшие романы о любви для девочек

Таким образом, странная Марина, сама того не подозревая, оказалась в центре некоего квадратного поля любви, в углах которого находились четверо ее одноклассников. И каждый из них считал, что имеет особенные права на Митрофанову: Феликс – по причине длительности и проверенности временем своего сильного чувства, Орловский – потому что сам выбрал себе Марину из многих претенденток на его благосклонность, Кривая Ручка – по той причине, что Марина сама выбрала своими заботами его. А уж о Рыбаре и говорить не приходится. С ним, с Рыбарем, и так ясно. И если остальные трое еще в чем-то сомневались и соизмеряли свои надежды с возможностями, то Богдан Рыбарев был готов пойти за Марину на любые страдания и самую мученическую смерть.

Марина собиралась в школу, то и дело замирая от сладкого предчувствия новой встречи с Богданом. Богдан! Какое удивительное имя! Богдан! Данный Богом! Кому? Собственной матери, конечно, но и ей, Марине, тоже. Как здорово, что она догадалась переменить свою любовь с ветеринарным уклоном на настоящую. Это же совсем несравнимые вещи: любовь, которая не что иное, как всего лишь жалость и забота, и любовь, которая – ЛЮБОВЬ, такая вот – вся из больших букв!

– Маринка! Сейчас сыр с бутерброда шлепнется на пол! – уже не первый раз за утро мама вывела дочь из состояния грез наяву. – О чем ты все время думаешь?

– Так… Ни о чем особенном, – вздрогнула Марина, сыр шлепнулся-таки на пол, его тут же подхватила ловкая Буся и потащила на коврик в прихожей, где любила лакомиться крадеными, а потому особенно сладкими кусочками. Муся жалко пищала на почтительном расстоянии от Буси, но Марина знала, что ей ничего не перепадет. Она отрезала ломтик для Муси и сунула его ей прямо в острые зубки.

– Кошкам сыр нельзя, – сердито сказала мама, – ты же знаешь.

– Тебе с твоим больным желудком тоже нельзя есть острое, а ты ела вчера маринованные огурцы, – отбила мамин выпад Марина.

– Как контрольная по физике? Написала? – спросила мама, поскольку, кроме огурцов, она вчера ела еще и копченую колбасу, и ей захотелось поскорее перевести разговор со скользкой темы на другую.

– Конечно. Когда проверят, не знаю, но меньше четверки не будет, это точно.

– А Рыбарев? – опять спросила мама, опасаясь, как бы разговор все-таки не сполз на копченую колбасу.

– А что Рыбарев? – испугалась Марина. Какой ужас! Зачем мама спрашивает о Богдане? Неужели она их видела?

– Ты же сама говорила, что ходила готовить его к контрольной по физике. Разве нет?

– Нет! – быстро ответила Марина. – Я сначала хотела пойти, но потом не пошла…

– Почему?

– Так… Расхотелось…

– Ну и правильно, – согласилась мама. – Почему это ты должна к нему ходить? Надо – сам пусть прибежит, не развалится.

Мама допила последний глоток кофе, сунула чашку в раковину, бросив дочери: «Сполосни, опаздываю», – и помчалась в комнату одеваться на работу.

Марина, прислонившись к стене, отходила от испуга. Мама ничего не должна знать про их новые отношения с Богданом. Вообще никто из взрослых ничего не должен знать, потому что они все испортят, как все испортили в прошлом году Маргарите Григорович и Сереге из бывшего 8-го, нынешнего 9-го «Б». Эти гнусные взрослые устроили за ними тотальную слежку. Серегина мамаша чуть ли не поселилась в школе, чтобы оградить сыночка от Марго, а Людмила Ильинична каждый классный час вела со своими учениками такие воспитательные беседы, от которых их всех тошнило. Марина помнит, как униженная Григорович рыдала в туалете оттого, что они с Серегой просто дружили и даже ни разу не поцеловались, а их обвинили во всех грехах. В этом году Марго и Серега обходят друг друга за километр, а кому от этого лучше? Только Серегиной мамаше, которая несколько лет теперь может спать спокойно, поскольку у сыночка выработалась стойкая аллергия на девчонок. А Маргошка стала нервной, злой и заранее подозревающей всех в тех самых грехах, в которых ее несправедливо обвиняли.