Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра

Трамваи уже шли — один за другим. Я еще раз пообещала, что на днях обязательно приду с книгой, и прыгнула в вагон пятого маршрута. Привезет прямо к дому! Евгений Иванович помахал рукой и стоял, пока вагон не тронулся…

На часиках была всего-то половина восьмого.

Сколько удивительного может случиться за пару часов! А ведь не сверни я в тот заснеженный переулок, и не было бы сказки… Сколько вообще зависит от мелких случайностей. Например, от выпавшей из пальцев и покатившейся по причалу сигареты…

Или это все же не случайности?

Первым делом я, конечно, позвонила в Яхтинск, Пашке. Мама будет охать, когда придет с телефонной станции счет, ну да один-то раз можно! На радостях!

Пашка оказался дома. Он снисходительно выслушал мои соображения о его бестолковости, разгильдяйстве и полной бессовестности, когда «человек тут мается от неизвестности, а ты…» Отвергать критику он не стал, но и каяться сильно не стал тоже.

— Ладно, исправлюсь… Про себя я написал, а у вас-то что нового?

Нового было полным полно! И окончание съемок, и премьера, и новоселье, и развлечения в каникулы, и сегодняшенее приключение…

Слышно было, как Пашка со сдержанной завистью вздохнул. Но сказал деловито.

— Я тоже не скучаю. Приспособился тут вычерчивать схемы на компьютере… Женька, ты скажи Илье насчет электронной почты. Пусть соорудит тебе персональный ящик. Держать связь по э-мейлу не в пример проще, чем письмами или по телефону. И совсем не дорого…

Конечно, я в тот же вечер насела на Илюху. И он — счастливый от того, что «свалил» сессию, — преподнес мне подарок:

— Вот тебе адрес и пароль.

Пароль был хороший: bramsel. Но в адрес коварный братец засунул после всяких латинских букв и значков слово «мучача»! Представляете — «muchacha. ru»! Я хотела побить его, но потом простила. Потому что он сказал, укрывшись за своей дверью:

— Я же любя! Чтобы никто не перепутал! Оригинальнейшее слово!

— Ты, конечно, великий оригинал! А для папиной кассеты до сих пор пароль не подберешь…

Илья пригорюнился:

— Знаешь, какая-то непрошибаемость. Мы вчетвером ломаем голову, и никакого проку. Никакие технологии не помогают… Что поделаешь, мы же все-таки не хакеры-профессионалы…

— А надежда-то есть?

— О чем разговор!..

Через два дня я отправилась в гости к Евгению Ивановичу. В заснеженный Дровяной переулок, в дом под корабельным флюгером на берегу Таволги. Взяла с собой Лоську. Лоська пошел охотно, однако на морские редкости в доме на обратил особого внимание. Он как сел на корточки перед обрадованным Чарли, как обнялся с ним, так и не расставался почти до самого ухода. Трепал ему загривок, шептал что-то на ухо. Чарли ему лизал ухо и щеку…

Евгений Иванович заскорузлыми пальцами ухватил книгу (вернее, пухлую ксерокопию).

— Ну-ка, ну-ка… Любопытно… Однако, здесь хватит чтения не на один вечер. Ты мне ее оставишь на недельку?

— Хоть на месяц!.. Як… Евгений Иванович! А это баркентина «Меридиан», да?

Среди маленьких и больших полотен со скалами, пенными гребнями, пароходами и парусниками висела (прямо на морской карте Гибралтара) небольшая картина в гладкой некрашеной рамке. Наверно, не картина даже, а эскиз. По серой чуть взъерошенной воде, под пасмурными, но слегка подсвеченными солнцем облаками двигалось трехмачтовое судно. Оно было видно с левого борта и с кормы. Стояли все паруса, кроме самых верхних — не было бом-брамселя и топселей. Типичный брамсельный ветер! Он упруго надувал на передней мачте прямой фок, марсель и брамсель, а позади них — гафельные грот и бизань. Чуть кренил судно на правый борт. За кормой тянулся разбежавшийся и приглаженный хорошей скоростью след.

— Нет, Женя, это не «Меридиан». Он у меня на других холстах, немало. А это очень давняя шхуна «Сибирь»…

— Баркентина же… — неуверенно сказала я.

— Ну да, ну да. А что есть баркентина? Иначе говоря — шхуна-барк. То есть именоваться шхуной тоже имеет право… Так я и рассуждал, когда брался за эту работу… А работа, надо сказать, такая давняя, что и самому не верится. Больше полвека прошло. Моя дипломная…

«Но как же?.. Вы же не закончили институт…» — мелькнуло у меня. И кажется, это написалось на лице. Евгений Иванович понял.

— Не институтская, конечно. Это когда я училище кончал… Сперва я учился в Свердловске, в обычной «ремеслухе», на плотника. А все тянуло к рисованию. Ткнулся в художественное училище, там не взяли — и мест, сказали, нет, и не вовремя пришел. Но один добрый человек посоветовал. Езжай, говорит, юноша в город Тюмень, это недалеко. Там открывается филиал нашего училища и берут пока всех, кто попросится. Я и махнул… под негодующие крики начальства «плотницкой школы». Приехал — взяли. Но при одном условии. В общежитие, мол, ты, мил человек, не просись, там уже битком. Хочешь учиться — ищи себе частную крышу. Я сперва пал духом: куда, к кому? Город чужой, знакомых никого… Но, видать, «судьба Евгения хранила». На толкучке, где пытался продать одну из двух своих рубашек, встретилась мне симпатичная, хотя и строгая на первый взгляд, тетушка весьма «культурного вида». Разговорились. Рубашка ей была, конечно, не нужна, но опытным женским глазом эта Елена Васильевна разглядела (как она сама потом говорила) «под личиной ершистого беспризорника некую творческую натуру». Ну и позвала к себе, приютила…