Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра

Последних слов он будто не слышал. А про копию спросил с сомнением:

— Бесплатно сделают?

— А что такого? У них там техника могучая.

Пашка слез со стула, разгреб на подоконнике груду газет и общих тетрадей, вытащил из нее плоскую тяжелую книгу с синей коркой. На корке — белый фрегат под туго надутыми парусами. «Брамсельный ветер», — подумала я.

— Сейчас пакет найду… — Пашка достал из-под тахты полиэтиленовый пакет с маркой магазина «Гейзер», сунул книгу. — Вот, держи… А скоро будет готово?

— Ну… через несколько дней. Как сделают, сразу принесу, не бойся.

— А что, похоже, будто я боюсь? — усмехнулся он.

— Нет, но… Давай я оставлю тебе свой адрес. И телефон.

— Зачем? Я не думаю, что ты исчезнешь с книгой… Ты лучше скажи… это… как тебя зовут-то?

— Ой. Женя… Мезенцева. Или Женька… — («Если ты — Пашка», — мысленно добавила я.)

Он кивнул.

— Морская фамилия. Был такой знаменитый капитан Мезенцев.

Я про капитана Мезенцева не слыхала (если не считать папы, но он же не моряк). И сказала в ответ:

— А у тебя тем более морская, дальше некуда.

Пашка кивнул снова: мол, само собой. И спросил:

— Ты сейчас прямо туда пойдешь, где ксерокс?

— Конечно! Чего время терять!

— Это где?

— На улице Восьмого марта, у Центрального рынка.

— Надо на трамвае. Деньги-то есть?

— У меня проездной.

— Пойдем, я покажу тебе короткую дорогу к остановке…

Мы зашагали через дворы с детскими горками и сохнущим бельем, через сквер с фонтанчиком, потом вдоль железных гаражей… Пашка был мне ростом до уха, но я ничуть не чувствовала себя более высокой. Раньше, если шла куда-нибудь рядом с мальчишками-одноклассниками, мне все казалось, будто я как воспитательница продленки с младшими учениками, а сейчас рост не играл никакой роли. Потому что с Пашкой мы — я понимала это — в чем-то одинаковые. А в чем-то он обстоятельней и рассудительней, чем я.

— Ты давно интересуешься корабельными делами?

— Всю жизнь, — сказал он как о самом обычном деле. — В два года нашел кусок пенопласта, воткнул карандаш, прицепил к нему клок газеты и сказал «карапь». Сам не помню, но родители говорят, что было так. Ну и с тех пор…

— А у меня это как когда. Волнами находит…

— Нет, на меня, как нашло один раз, так и осталось…

— В моряки собираешься?

— Наверно, в судостроительный. В штурман а с очками не возьмут. Да строить, по мне, это даже интереснее, чем курсы-галсы прокладывать… Особенно парусники.

— Слушай, ты ведь, наверно, все типы парусников знаешь?

— Все никто не знает, — солидно возразил Пашка. — Сколько их было за историю человечества… Но в основных, вроде бы, разбираюсь.

— Тогда скажи: что такое трехмачтовый галиот?

— Это как у капитана Грея, что ли? — сразу понял Пашка. Все же хорошо иметь дело с тем, кто такой же «чокнутый», как и ты.

— Ну да!

— Почти везде написано, что таких никогда не было. Вроде бы Грин придумал этот тип так просто, от фонаря. Но в одном журнале, в старой «Науке и жизни», я прочитал, что трехмачтовые галиоты все же были, только это очень редкий тип. Они походили на голландские флейты, но латинский парус у них был не только на бизани, но и на гроте. А над ним — прямой, грот-марсель.

«Но ведь это в точности, как на том Илюшкином костюме! — вспомнила я. — Не зря мне, значит, казалось, что это парусник Грея!» Почему-то я очень обрадовалась, хотя, казалось бы, не все ли равно теперь? Илье в этой ребячьей одежонке больше не гулять, да и мне она безнадежно мала…

А Пашка тем временем рассуждал:

— Теперь галиоты никто уже не строит. Поэтому, когда снимали «Алые паруса», греевский «Секрет» изображала баркентина «Альфа». Неизвестно, куда потом девали весь этот шелковый парусный комплект. А баркентину, говорят, разломали, растащили на дрова, когда состарилась. Жаль, верно?

Я кивнула. И подумала опять, что именно баркентины нет в моей монетной коллекции. И нащупала в кармане монетку с «Перси Дугласом». Показать Пашке? Или…

— Вот что! Раз тебе не нужен мой адрес, давай я оставлю залог.

Он чуть очки с носа не уронил.

— Какой залог? Зачем? Думаешь, я тебе не верю, что ли?

— Тьфу ты, бестолковый, — не выдержала я. — Это… ну, будто игра такая… — Мне прямо из всех сил сейчас хотелось, что бы завязался у нас какой-то «парусно-таинственный» узелок. Раз уж мы «сообщники»… — Или даже не игра, а примета. Чтобы все получилось хорошо…

Он… или понял что-то, или просто решил не спорить. Сказал по-хорошему так: