Ури Орлев - Беги, мальчик, беги

И он побежал.

Он снова вернулся в лес. Деревья шумели как-то по-доброму, и Давиду даже почудилось, что лес хвалит его за возвращение. Это был тот же лес, который он покинул утром, но сейчас он показался Давиду совершенно другим. Сейчас это был их лес — его и Иоселе. Тот лес, который хранит и спасает. Впервые с тех пор, как он встретился здесь с еврейскими ребятами, Давид почувствовал, что не боится леса. Теперь он любил его. Он еще долго продолжал бежать и бежать, пока не оказался в самой густой и дикой лесной чаще.

С того дня он начал по-настоящему жить в лесу. Это были долгие недели. Все это время он спал на деревьях. Постепенно Давид научился карабкаться на них со скоростью обезьян. Он взбирался, спускался и перепрыгивал с дерева на дерево, держась только за ветки, как настоящая обезьяна. Поношенные туфли давно развалились, и он их потерял, но зато кожа на ступнях стала такой грубой, что он мог всюду бегать босым, даже не чувствуя, на что наступает. Он подглядывал из кустов за лесными животными и постепенно научился у них ходить совершенно беззвучно. Ему часто приходилось продираться через колючие кусты, и от этого на руках и ногах появлялись царапины. Иногда эти царапины гноились, и тогда он сам их лечил. Он прокалывал гнойную головку сосновой иголкой, выдавливал гной, а потом немного мочился на рану.

Днем он не думал о своих товарищах и не чувствовал одиночества. Он был слишком занят поиском пищи и воды. И потом, он все время наблюдал за всем, что происходит вокруг, приглядывался к животным и птицам, к их движениям и голосам. Но по ночам, когда Давид забирался спать на очередное дерево, к нему возвращались воспоминания. Он думал об Иоселе, об Янкеле. О своей маме. Даже об Ионе-сапожнике. Иногда его будил крик какого-нибудь зверя или ночной птицы, и он в испуге просыпался.

Он не вел счет времени, просто проживал день за днем, час за часом, от утра до вечера. По утрам он вылизывал росу, после дождя пил воду из луж и ел лесные ягоды. В своих блужданиях по лесу он однажды пришел к ручью, похожему на тот, где он впервые встретил ребят, и с тех пор возвращался к нему каждый вечер, держась направления с помощью мха на стволах деревьев.

У него не было рогатки, но однажды он решил поохотиться с помощью камней. Он достал несколько камней со дна ручья, приготовил толстую палку, нашел маленькую прогалину, сел там на землю и оперся спиной о дерево. Так он сидел неподвижно и ждал, и через некоторое время на поляне стали появляться какие-то маленькие зверюшки. Они появлялись и исчезали. Давид не верил, что сумеет попасть в них камнем, но они его забавляли. Иногда какой-то из этих зверьков — то ли мышь, то ли что-то похожее — задерживался на минутку и с опаской смотрел на сидящего человека, пробовал обнюхать его издалека и тут же исчезал. Потом на поляну вышла олениха с олененком. Она посмотрела на Давида и немного постояла, размышляя, наверно, что это за существо и почему оно сидит без движения. А потом оба они — и олениха, и олененок — разом исчезли среди деревьев в невидимом прыжке. Давид продолжал сидеть.

Вслед за оленями на поляну вышли дикие кабаны с детенышами. Кабаны очень походили на деревенских свиней, но были покрыты шерстью. А их самцы с торчащими из пасти клыками выглядели совсем страшно. Давид не стал дожидаться, заметят ли они его, и побыстрее забрался на дерево.

Потом он снова спустился и вернулся на свое место, и тогда на поляне появился еж. Давид ударил его палкой, но еж свернулся клубком и выпустил иголки. Давид не хотел уступать. Он положил свою палку поперек ежа, оперся на ее концы и изо всех сил прижал зверька к земле. Еж задергал головой и ногами, а потом затих. Давид перевернул его и отрезком бутылки вскрыл ему живот. «Какой замечательный подарок сделал мне Иоселе этой бутылкой», — с благодарностью подумал он. Ему очень не хватало Иоселе и их ночных разговоров. Вечером он нашел укрытое место, разжег там маленький костерок, воткнул в ежа ветку и подержал его над огнем. Иголки сгорели, и ежа теперь легче было разрезать на куски. Эти куски Давид зажарил на костре.

Потом он пережил несколько голодных дней, прежде чем ему удалось снова поохотиться. На этот раз он попал камнем в белку. Он разбил ей голову, содрал с нее шкурку и не смог дождаться вечера — вычистил внутренности, сполоснул тушку в ручье и тут же стал отрывать зубами куски сырого мяса. Он снова вспомнил Иоселе и подумал, что теперь он уже не так уверен, что не съест улитку, если будет очень голоден.