Аделаида Котовщикова - Юлька

Через несколько дней, занимаясь уборкой, мать хотела задвинуть открытый ящик письменного стола. Ящик застрял.

«Вот неряха! Хаос какой-то из тетрадей, бумаг, снимков…» Она совсем выдвинула ящик, чтобы прибрать в нем. Сверху лежал сверток с фотографиями. Александра Николаевна развернула бумагу.

Растрепанная девушка глянула на нее большими темными глазами. Стоит под деревом в ковбойке и брюках. На другой фотографии та же девушка хохочет, закинув голову. Зубы на загорелом лице блестят, как у негра. Какое знакомое лицо, особенно глаза… Боже мой, да ведь это Юлька! Ну конечно, это она! Прическа с нелепым названием «мальчик без мамы». Остригла, значит, свои длинные косы! Выросла, повзрослела. Еще бы, три с лишним года прошло. Пожалуй, в девятом классе Юлька была красивее. Теперь у нее рот как-то больше. Сильнее выступают скулы. Может быть, оттого, что она похудела?

Александра Николаевна взволнованно перебирала снимки. На всех — Юлька. Сидит задумчивая на куче кирпичей. В ковбойке с расстегнутым воротом, со спустившимися на глаза волосами, замахивается пустым ведром. Отбивается, что ли, от кого? Да просто дерется. Видно, и теперь она такой же «смерч», как называл ее когда-то Петр Терентьевич. Надо будет написать Евдокии Акимовне письмо. Петр Терентьевич ушел на пенсию, и месяцами старики живут теперь у сына в Новосибирске. Наверно, совсем туда переедут.

А почему эти карточки отложены? И почему Костя их не показал ей?

С чувством обиды Александра Николаевна аккуратно завернула фотографии и положила их на прежнее место.

А в тот же вечер Юлька явилась га своим фото.

Изящная девушка с модной прической. Одета скромно: темное платьице с белым воротничком. Держится сдержанно, со спокойным достоинством. Ишь ты, какая голубица получилась из шалой Юльки! Что она пережила, передумала, перечувствовала за эти годы, что так изменилась?

Александра Николаевна не скрывала своего любопытства. Рассматривала Юльку внимательно, улыбаясь ей с приязнью и невольно все время сравнивая ее с той девчонкой.

Нет, неверно, что девятиклассницей Юлька была красивее. Миловидное личико стало резче, как-то определилось, но сколько в нем какого-то раздумья… И глаза другие. В них меньше откровенной радости, почти щенячьей, и сумрачности меньше… Они просто не так наивны теперь. Голос, по-прежнему низкий, стал мягче, глубже, богаче интонациями.

На вопросы Александры Николаевны Юлька отвечала с вежливой и приветливой сдержанностью.

Да, конечно, братья выросли. Младший — и то уже в шестом классе. Сашка кончает школу. Очевидно, придется ему поработать на заводе, а потом уже поступать в институт: теперь полагается иметь двухгодичный производственный стаж. Мама и папа здоровы, работают. Бабушка — бедная! — умерла в прошлом году.

Юлька сидела за столом, небрежно перебирая фотографии. Что-то тоненькая пачка у нее в руках. Разве столько Юлькиных снимков лежало в ящике?

— Ты совсем стала большая, Юля, — сказала Костина мать.

Девушка подняла на нее огромные глаза.

— Время идет…

Александре Николаевне почему-то стало грустно.

Костя сидел на диване, закинув ногу за ногу и улыбаясь неопределенно. И вдруг она подумала, что, наверно, и сын ее за эти годы изменился неузнаваемо, только она этого не замечает, видя его ежедневно.

«В сущности, далеко не все я знаю о нем. Приходит, уходит… Все главное в его жизни давно не здесь, не дома. Рассказывает, может быть, десятую долю того, что его занимает…»

От этих мыслей настроение у Александры Николаевны испортилось. Она почувствовала себя постаревшей, может быть, не такой уж и нужной сыну… Когда пошла ставить чайник, даже туфлями домашними зашаркала.

Некоторая скованность, неловкость улетучилась с приходом Сережи Кузнецова.

Теперь Сережа появлялся у них гораздо реже. Он учился на геологическом факультете университета, каждое лето проводил в экспедициях. Пути их с Костей разошлись, но, хоть временами подолгу не виделись, они по-прежнему дружили.

— Люлька! — воскликнул Сережа с изумлением. — Это ты или не ты?

— Перед тобой проклятье рода человеческого — факт! — прогудела Юлька, раздувая ноздри, и вскочила так стремительно, что в буфете задребезжала посуда.

Сережа смутился, малиново покраснел. Костя засмеялся.

Сама Юлька испуганно прикрыла рот ладошкой, виновато покосилась на Александру Николаевну:

— Ой, у вас ничего не разбилось?

Весь вечер Юлька подшучивала над Сережей. На Костю не обращала внимания, даже спрашивая его о чем-нибудь, не глядела на него.