Иоилю никогда не удавалось скрывать свои чувства. Он и теперь не сумел спрятать вспыхнувшую в глазах радость.
— Така мне то же самое сказала, — признался мальчик. — Ты уверен, Даниил?
— Совершенно уверен.
— А что остальные подумают?
— Они выбрали меня вожаком, они мне доверяют.
— Понимаешь, дело еще и в отце, — после недолгого молчания добавил Иоиль. — Он хороший человек, очень хороший. Ты его совсем не знаешь, видел только с одной стороны, да и то не с самой лучшей. Ему так хочется мною гордиться. Если я умру за отчизну — умру, как зилот, — этим можно гордиться. Но в тот день на дороге, закованный в цепи, я понял, пока ему гордиться нечем, что я такого сделал? А ты, ты, Нафан и Самсон, вы мне еще одну попытку дали. Я этого никогда не забуду. Я у вас в долгу.
— А возвращаться в город сегодня не опасно?
— Не думаю. Но прежде мне надо еще кое-что сделать. Начать с того, что я принес подарок для Лии. От Таки. Ей теперь сюда одной не прийти. Ей тоже запрещено выходить из дома.
— Лия будет ужасно рада, — пробормотал Даниил, пытаясь скрыть собственное смущение.
— Думаешь, Лия, — неуверенно произнес Иоиль, — позволит мне самому передать ей подарок?
— Надо попытаться, — с тем же сомнением в голосе отозвался друг. — Она тебя часто видела — правда, из другой комнаты.
Он открыл дверь в жилую половину. Там горела плошка с маслом. Лия подняла голову.
— Тебе Иоиль подарок принес, от Мальтаки, — объяснил Даниил, замер выжидательно, Иоиль у него за спиной. Похоже, девочка снова в тисках страха — дрожит, но не двигается, только смотрит испуганно.
— Така шлет тебе привет, — ласково проговорил Иоиль. — Просит ее не забывать, даже если она теперь не сможет часто приходить.
Он протянул руку, положил сверток на полку возле двери, отступил обратно в мастерскую, Даниил за ним.
— Ты знаешь, — с несказанным изумлением поглядел на друга кузнец, — этого порога никто не переступал, только твоя сестра да вот ты.
— Мне Така велела попробовать. Какая же Лия красавица! Хотелось бы мне… Да, Така тебе тоже кое-что просила передать.
У Даниила побагровели щеки.
— Через четыре ночи будет праздник Судного дня [74] Йом-Киппур, День искупления или Судный день — священный день года, приходится на 10 Тишри (ранняя осень). Его проводят в посте и молитве. Йом-Киппуру предшествует 10-дневное покаяние. Хотя Йом-Киппур и считается Судным днем, это время милосердия (а не скорби и печали), когда есть возможность получить прощение за грехи против Бога. Если кто-то обидел ближнего, ему надо просить у него прощения. Соблюдение Йом-Киппура предписывается Торой. Как и любой день по еврейскому календарю, он длится от заката до заката.
. Сначала пост, как обычно, потом служба в синагоге. А я… кто бы мог подумать… я к тому времени буду в Иерусалиме, увижу все своими глазами. Просто невероятно! Но и Капернаум оставлять жалко, мне будет не хватать наших праздников. Девушки танцуют и поют в виноградниках. Ты придешь на праздник в город?
— Да я не знаю, как себя там вести!
— Приходи. Така ужасно обрадуется. И еще кое-что про Лию. Мы с Такой хотим, чтобы ты знал — за сестру не беспокойся. Если придется ее оставить, мы о ней позаботимся. Когда настанет долгожданный день, Така переберется сюда, или лучше мы в целости и сохранности доставим Лию к нам домой.
Даниил старался подыскать слова благодарности, но мальчик уже стоял в дверях:
— Знаешь, Така очень любит Лию. Ей будет ужасно не хватать твоей сестры. Боюсь, Таке будет одиноко.
Даниил не подымал головы.
— Теперь отец жалеет, что дал ей столько свободы. Разрешал повсюду ходить со мной. Вконец ее избаловал. Она просто не желает оставаться дома, как другие девчонки.
«Да, попробуй лесную птичку в клетку посадить», — подумалось Даниилу.
Иоиль отвернулся, уставился куда-то в дальний угол:
— Отец хочет выдать ее замуж.
Даниил даже не заметил, как вцепился в рукоятку молота, как побелели костяшки пальцев.
— За одного старого друга семьи. Но Така и слышать об этом не хочет. Нелегко отцу приходится, наверно, он сейчас и жалеет, но когда-то давно он ей пообещал и не может нарушить слова. Он пообещал… пойми, у нас в семье не так, как у других. Когда маме было восемь лет, ее просватали за одного мальчика. А в пятнадцать она встретила моего отца, бедного студента, он учился у дедушки, читал свитки в его библиотеке. Они… они друг в друга влюбились. И что тут началось! Мамин отец был вне себя от ярости. Ему пришлось просить того мальчика, с кем она была помолвлена, чтобы он с ней развелся. А он ее и в глаза не видел. Тогда отец с матерью пообещали — никогда не выдавать детей замуж насильно, пусть сами выбирают.
Читать дальше