Элизабет Спир - Медный лук

Не отвечая, Лия только ниже клонит голову. Складки покрывала, заслоняющего лицо, подрагивают.

— А это, чтобы ты меня почаще вспоминала, — Така отстегнула висящую на поясе зеленую сумку и нежным движением опустила Лии на колени. Золотые нити сверкнули в лучах закатного солнца. — Господь да пребудет с тобой.

Не дожидаясь ответа, прошла мимо Даниила обратно в кузню — так быстро, что он не успел ни остановить ее, ни поблагодарить. Даниил стоял и смотрел на сестру. Увидел, как из-под покрывала показался маленький пальчик, чуть дотронулся до зеленого бока сумки, следуя узору алых, голубых и пурпурных нитей — вдруг исчезнут, если надавить посильнее. В первый раз в жизни у Лии в руках такая красота.

После прихода Таки Даниил увидел сестру другими глазами. И ему вдруг стало ужасно стыдно. Весь день она сидит, согнувшись, над ткацким станком, красивую ткань получит богатая женщина, а сестра ходит в линялых, бесформенных обносках. Наутро он достал с полки кувшин, где хранил заработанные деньги, пересчитал горстку монет и отправился на рынок.

На рынке царила страшная суматоха, да, мужчины правильно делают, что не показываются тут. Ткачихи разложили материю, вокруг толпятся женщины, болтают, не умолкая, — стайка воробьев, да и только. Трогают алые и пурпурные ткани, торгуются визгливыми голосами, в чем-то обвиняют друг друга. Чтобы подойти поближе, не обращая внимания на насмешливые взгляды, Даниилу понадобилось все его мужество. Наконец он нашел то, что хотел — гладкое хлопковое полотно цвета свежей голубизны лепестков кетцы.

— Сколько стоит? — рявкнул юноша.

Девушка с золотыми сережками в ушах пристально взглянула на него:

— Голубую краску достать трудно. Два сикля [57] Сикль (евр. шекель) — мера веса золота и серебра у древних евреев и других семитских народов; сикль серебра служил стандартной денежной единицей в Палестине времен Иисуса Христа. .

Он понимал — она просит слишком много, но откуда ему знать, сколько надо? Да и не будет он торговаться. Даниил заплатил, проклиная себя за нерешительность, особенно когда увидел — она обрадовалась, мочи нет.

— Нитки? — он следил, как девушка ищет подходящую нить. — А иголка у тебя есть?

Торговка рассмеялась:

— Иголок я не продаю. Уж, верно, у твоей жены есть иголки.

Он ничего не ответил, но покрасневшие щеки юноши снова заставили девушку расхохотаться.

— Подарок? Тогда понятно. Подожди, сейчас найду. Вот, бери одну из моих. Я с тебя денег не возьму, — попыталась она загладить свою вину — уж больно много заработала на покупке.

Даниил взял сверток и зашагал прочь, щеки и уши по-прежнему пылали.

Лия поверить не могла — полотно для нее! Одно только прикосновение к гладкой, нежной ткани доставляло ей такое удовольствие, что Даниил страшился начать разговор о шитье платья. Он выждал два дня и только тогда достал нитки и иголку. Лия наблюдала за его неуклюжими попытками вдеть нитку в иголку и вдруг так неудержимо расхохоталась, что иголка выпала у него из пальцев. Он и не знал, что сестра умеет смеяться! Смех умолк, как только он поднял голову и взглянул на нее.

— Даниил! Ты держишь иголку как кузнечный молот. Дай ее мне.

— А ты умеешь шить? — удивился он.

— Всякий умеет шить. Даниил, ты не рассердишься, если я сошью себе платье из этого полотна?

Сквозь открытую дверь кузницы он наблюдал, как сестра разложила ткань на полу и выкраивает платье, ловко поворачивая кусок полотна то в одну, то в другую сторону. Хвала Создателю! Может, она даже сумеет сшить ему новый плащ?

Все началось с невинного вопроса.

— Даниил, а что такое свадьба?

Он глянул на сестру, устроившуюся по другую сторону циновки с глиняной посудой. Они припозднились с утренней трапезой. Давно пора открывать дверь кузницы, но сегодня Даниил не торопится. Чуть не до утра гулял он на свадьбе у своего нового друга Нафана, сына сборщика податей. Теперь ноги-руки еле двигаются, голова плохо соображает. Только бы Лия перестала мучить его бесконечными вопросами.

Как же мало девочка знает о мире за глинобитными стенами. Что, бабушка никогда ей ничего не рассказывала? Когда они только поселились здесь, в доме Симона, брат с сестрой ели и работали почти всегда в молчании. Не привыкший к одиночеству, Даниил постепенно стал разговаривать с Лией, как раньше с Самсоном, просто думал вслух, не ожидая ответа. И Самсон, и Лия все больше молчали, но, к удивлению юноши, оказалось, что сестра все запоминает. Скоро Лия стала задавать вопросы, странные, не по возрасту детские, являя полное незнание жизни. Позже, после знакомства с Такой, вопросы посыпались один за другим. Она хотела все узнать о девушках, живущих в селении, — что они носят, о чем говорят, чем занимаются. Он старался отвечать как можно подробней, понятно, что его слова — словно окно, откуда сестра смотрит на мир и на людей, тех самых, кого так боится увидеть лицом к лицу. Теперь, болезненно морщась при каждом слове, он пытался описать ей свадьбу.