Элизабет Спир - Медный лук

Как предательский пузырек воздуха ускользает от молота и вновь появляется в куске железа, так вернулись и сомнения. Все-таки, прав ли Рош? Понятно, вожака не переспорить, но его, Даниила, так просто не изменишь. Как бы хотелось поговорить с Иоилем. Может, друг найдет ответ где-нибудь в Писании? В детстве Даниила учили, что в Писании есть ответы на все вопросы. Моисей все предусмотрел в Законе — что только ни случись в жизни. Не убий? Но к войне это не относится. Какая разница, ну, найдет ответ, отыщет нужную главу, нужную строчку. Будь хоть все ответы на языке, у Роша все равно свои собственные законы.

Тут ему вспомнились услышанные слова — не из Писания, их тот плотник произнес. «Каждый из вас драгоценен перед Господом». Вот что его мучает. Рош смотрит на человека и думает — как его использовать. Словно тот — кинжал или молот. Иисус глядит на человека, и перед ним — дитя Божье. Даже старый сквалыга с его набитой сумой?

Он продолжал наносить удар за ударом, покуда искры не посыпались во все стороны, покуда железо не размягчилось на каменной наковальне будто глина. Он никак не мог остановиться, а Самсону, раздувавшему мехи, только и оставалось, что недоуменно глядеть на юношу.

В душный августовский полдень Эбол, часовой, принес Даниилу весточку — на обломке глиняного кувшина нацарапано два слова: «БАБУШКА УМИРАЕТ», и подпись — «СИМОН».

Эбол протаскал с собой черепок три дня, а сколько времени он до того переходил из рук в руки — кто знает. Лучше бы мне его вовсе не получать, сердито подумал Даниил, запихивая послание поглубже в поясной карман.

Еще полдня он носил его там, ничего никому не говоря, покуда не стало казаться — глиняный черепок весит не меньше булыжника. Тогда он все рассказал Рошу и отправился вниз, в селение.

Дверь бабушкиного дома заложена засовом изнутри, в ответ на стук — молчание. Что теперь делать? Непонятно. Из соседней хибарки выбежали две женщины, за ними ковылял старик.

— Ты бы еще дольше не приходил, — с укоризной проговорила соседка. — Они там уже десять дней, как заперлись. Ума не приложу, жива старуха или нет.

— Почему же вы дверь не сломали? — спросил Даниил.

— Девчонка одержима бесами, — ответил старик. — Она никого к себе не подпускает.

— Мы бросаем хлеб в окно, — добавила женщина. — Но больше я ничего делать не собираюсь. Вдруг бесы вырвутся наружу?

— Моя сестра и мухи не обидит, — возразил Даниил. — Она вовек никому зла не причинила.

Наверно, все эти годы ее никто и в глаза не видел. Похоже, от соседей помощи не дождешься. Он посмотрел на маленькое окошко. Передвинул наружную лестницу, попытался заглянуть внутрь. Не увидел ничего, кроме пола. В доме ни звука. Собрался уже слезать, как вдруг заметил движущуюся тень.

— Лия, — позвал тихо, потом повторил настойчивей. — Лия! Это я, Даниил, твой брат. Открой.

Внутри ни тени, ни звука.

Его вдруг охватил ужас. Что там скрывается, в этой комнате? Как же хочется со всех ног пуститься наутек, подальше от молчащего дома. Но соседи не сводят с него глаз. Выбора нет, придется ломать дверь.

Со второго удара мощного плеча дверь поддалась, полусгнившая рама треснула, и он со всего размаху влетел в дом, почувствовал застарелую вонь. Солнечные лучи разогнали темноту, осветили скрюченную фигурку со спутанными пшеничными волосами. Огромные, широко открытые глаза на мертвенно-бледном лице. Лия метнулась в угол, съежилась у стены комочком страха. А в середине комнаты, там, где раньше сидела девочка, на груде соломы какая-то серая тень. Даниил в ужасе замер у порога. Потом, к огромному его облегчению, бабушка медленно повернула голову, прошептала еле слышно:

— Даниил… ты пришел…

Больше она не произнесла ни слова.

Даниил прогнал двух любопытных соседок, отправил старика за сельским знахарем. Распахнул дверь, пусть свежий воздух войдет в сырое зловоние комнаты. Выбросил полусгнившие, объеденные крысами краюшки хлеба, валяющиеся на полу.

Знахарь склонился над старой женщиной, покачал головой:

— Не знаю, как она еще жива. Одной только силой воли. Хотела тебя дождаться. Пусть уйдет с миром, бедняжка. А ты лучше пригляди за сестрой, дай ей поесть что-нибудь.

Что Даниил знает об уходе за больными? Неуклюжими руками соорудил постель из свежего тростника, переложил туда невесомое тело старухи. Сходил к колодцу, принес кувшин воды, омыл ей руки, тонкие и сухие, словно прошлогодние листья. Одна из соседок окликнула с порога, принесла миску отвара, углей в глиняном черепке — развести огонь. Он попытался напоить бабушку отваром.