Элизабет Спир - Медный лук

Ожидание оказалось долгим. Дважды он тихо приоткрывал дверцу, выглядывал на улицу. Тени говорили — скоро уже пора уходить. Когда пропала последняя надежда, в узком проходе вдруг появился Иоиль.

— Я проверяю каждый день, но не думал, что ты так скоро придешь.

— Просто повезло, — и Даниил рассказал про сломанный кинжал.

— Как ты себя чувствуешь? Така говорит — рана еще не могла зажить. Тебе надо было остаться подольше.

Иоиль, как всегда предусмотрительный, принес с собой ломоть хлеба, который Даниил благодарно сжевал.

— Мне нужно найти Симона. Я иду в Вифсаиду, — он подумал минутку и предложил. — Пойдешь со мной? Этот Иисус — интересно, как он тебе понравится.

— Тут много о нем говорят, — задумчиво произнес Иоиль. — Думаешь, он зилот? Отец считает — от него могут быть неприятности. Хотелось бы мне самому взглянуть. Ладно, рискну.

В сумерках они выбрались из потайного укрытия, и Иоиль повел друга бесчисленными маленькими проулками, пока, наконец, они не вышли к дороге, вьющейся над озером. Внизу четверо рыбаков сталкивали лодку на воду. Трое вскочили в лодку, один из них сел на весла, четвертый подтолкнул, и вот уже посудина качается на волнах, постепенно отдаляясь от берега. Ветер утих, волны улеглись, и лодка отразилась в неподвижной воде. Гребец, ритмично двигая тяжелыми веслами, затянул песню, остальные подхватили. Долго еще идущие вдоль берега юноши слышали протяжную, навевающую странную грусть мелодию.

Вифсаида оказалась рыбачьей деревушкой — мешанина сараюшек и маленьких домиков. Уже почти совсем стемнело. Открытые двери лачужек тускло светились. Они свернули в одну из узких улочек и догнали медленно идущую пару — родители приноравливали шаг к малышу, который, спотыкаясь, семенил между ними. Прежде чем Даниил заговорил, мужчина оглянулся и спросил:

— Не знаете, где дом Симона, рыбака?

— Мы и сами его ищем.

Мужчина кивнул:

— Если все ищут, найти будет легко. Но парнишка наш совсем устал. Мы идем от самой Каны. В городе нам сказали, что к ночи проповедник, наверно, вернется в дом Симона.

Даниил взглянул на ребенка и заметил — одна рука замотана и висит на перевязи.

— В руке-то все дело, — объяснила женщина. Оттянула тряпку в сторону, и юноши увидели покрасневшую, вспухшую рану. Мальчик бросил на них сердитый взгляд, снова прикрыл руку тряпицей, опустил глаза.

— Верблюд его укусил, — вздохнул мужчина. — Уже два месяца прошло, а все не заживает. Я шерсть пряду, и мальчишке тому же надо учиться, а как прясть с одной рукой?

— Мы только вчера об этом проповеднике услыхали, — перебила его женщина. — Но времени даром не теряли.

— А что, — удивился Даниил, — он еще и врач?

— Откуда ты такой взялся, что ничего не слыхал? Наш сосед вернулся из Капернаума и рассказал — в городе только о нем и толкуют. Он сам видел — проповедник исцелил хромого, тот двадцать лет на ногу припадал. А потом побежал — мальчишка, да и только. Если этот плотник сумел хромого исцелить — вылечит и нашего парня.

Даниил недоуменно взглянул на Иоиля, спросил шепотом:

— Ты об этом слышал?

— Да, говорят, — пожал плечами Иоиль. — Отец сказал… — он оборвал самого себя, и оба зашагали молча, что тут говорить — притащили такого малыша из самой Каны — и ради чего!

Внезапно до них докатилась волна отдаленных голосов. Вон там, в маленьком проулочке, у того дома.

Неясный квадратик света — дверной проход — полускрыт толпящимся народом. Люди заполнили комнату, те, кому не хватило места, сгрудились перед домом, во дворике, так что к двери и не пробраться. Сидят на корточках на земле, прислонились к воротам — чего-то ждут. Много больных. Одного даже принесли на грубо сколоченных носилках. Вокруг костыли, палки, у кого рука перевязана, у кого нога. Во дворе — глиняный очаг, оттуда остро попахивает дымком и жареной рыбой.

Юноши, стараясь не наступить на носилки, пробрались поближе к дому, и Даниил схватил за рукав прислонившегося к притолоке человека:

— Мир тебе.

— И тебе мир, — ответил тот. — Внутри больше места нет. Учитель выйдет, как только кончит есть.

— Я ищу одного его друга. Симона, кузнеца из Кетцы. Знаешь такого?

— Симон Зилот? Он там, в доме, — сунул голову в дверь, крикнул: — Симон, тут тебя спрашивают.

Стоящие у двери потеснились, в проходе появился кто-то широкоплечий, прищурился, вглядываясь в темноту.

— Эй, Симон! Это я, Даниил. Из Кетцы.

— Даниил! — Симон явно обрадовался. — Как хорошо, что ты меня нашел. Пойдем внутрь. Ты ел?