Аделаида Котовщикова: Сто процентов

А звонкий голос Шурки продолжал:

— Посмотрите друг другу в глаза! Что вы видите? Черный зрачок — это не пятнышко, а круглое отверстие. Глаз — орган зрения.

Сразу вспомнилось, как они читали с третьеклассниками про органы чувств. Когда дошли до зрения, она сказала: «Посмотрите друг другу в глаза!» Тогда мельком она заметила: прежде всех заглянул в лицо соседу первоклассник Коноплев, которого эта тема урока совершенно не должна касаться.

Сейчас он сидел на полу у печки, спиной к двери. Вокруг него, прислоненные к поленьям, были размещены сковородка, ухват, веник, чугунок. На полу перед чугунком лежал раскрытый букварь.

— Суффикс «ик» и суффикс «ек»! — провозгласил Шурка. — Отвечай, Петя, как суффиксы изменяются! А ты, Лена Сковородка, прочти стихотворение. — Тоненьким голоском он зачастил:

«Вешнюю леса красу!» — мысленно поправила Мария Васильевна. Это стихотворение осенью учили третьеклассники. Но вслух она его не поправила, наоборот, задержала дыхание.

— Гена Чугун! — строго приказал Шурка. — Читай! — Другим голосом: — «Вот гуси и индюки. И рыжий петух». — Сердито, но явно сдерживая раздражение: — Не гуси и индюки, а куры и утки. А петуха тут и близко нет.

Мария Васильевна чуть не фыркнула. Негодный мальчишка, мучитель, изверг! Именно так он вел себя при инспекторе, приехавшем к ним в школу и пожелавшем послушать, как читает первоклассник. В букваре напечатано: «Вот куры и утки». А Шурка прочел: «Вот гуси и индюки. И рыжий петух». Вместо «Кошка ловит мышку» он прочел: «Мы играем в кошки-мышки». Это было что-то ужасное! Буквы Шурка знал, но складывать их в слова не умел. «Читал» он, что в голову взбредет, близкое по смыслу: ведь сперва она ему прочитывала фразу, и он помнил, о чем там написано. Инспектор убедился, что читать первоклассник Коноплев не умеет, и сообщил об этом в роно, и это попало в доклад на совещании.

— Теперь расскажите прочитанный рассказ! Расскажи ты, Степа Веник! — Шурка взял в руки веник и поставил его навытяжку. — Серая шейка осталась на реке. Все утки улетели, а у нее сломалось крылышко…

Изумленная, взволнованная Мария Васильевна кусала губы, чтобы не рассмеяться. Всё, всё из третьего класса! Почему же он не расскажет что-нибудь для первого класса? Она покраснела: а много ли рассказов читалось вслух первому классу? Один непутевый ученик, а тут восемь жаждущих знаний, внимательных, прилежных ребят — так хотелось дать им возможно больше. Досада разбирала, что приходится отнимать у них время. «Вы жалеете для него время!» Степан Трофимович прав, в конце концов… Но… Все это пронеслось в голове, пока Шурка путано, с прибавлением подробностей, которых там никогда не было, рассказывал про Серую шейку. Однако дольше таиться нельзя: каждую минуту он может повернуться и увидеть ее.

Мария Васильевна кашлянула, сказала ласково и почему-то немного заискивающе:

— Здравствуй, Шурик! А я стучала, ты не слышал. Бабушки нет дома?

Шурка вскочил на ноги. Слегка удивленная улыбка расплылась по его лицу.

Мария Васильевна говорила оживленно и торопливо, под торопливостью скрывая смущение:

— Так ты, значит, играешь в школу? Очень хорошо. Познакомь меня, пожалуйста, с твоими учениками. Как их зовут?

Шурка с готовностью поднес к самому носу учительницы ухват:

— Это Петя, он отличник.

Слегка отшатнувшись от длинного ученика, который едва не заехал ей по физиономии, Мария Васильевна спросила:

— В каком же он классе учится?

— В третьем. Все в третьем. Только этот озорник скаженный, — показал он на чугунок, — в первом.

«Я его, во всяком случае, скаженным не называла!» — мелькнула растерянная мысль.

— И… и как твой первоклассник учится?

— Генка-то Чугунок? Он отлёт, вот как он учится!

Нет, это надо было выяснить.

— И кто же называет его… отлётом? — осторожно, безразличным тоном спросила она.

— Бабушка. Когда он из школы приходит. Как примется ругать: «Скаженная орясинка, сладкий ты мой, что ж ты свою училку расстраиваешь, ленивый свиненок!»

Мария Васильевна подумала:

«Видно, наедине она его не очень-то Александром величает».

— Знаешь что, Шурик. Давай мы вместе в школу поиграем. Я, бывало, девочкой очень любила в школу играть. Хочешь?

Шуркины глаза заблестели.

— Ага! Хочу!

— Ну вот. Я буду учительница. Они все, — рукой она обвела разбросанную по полу утварь, — будут наши ученики, как и у тебя было. Я их буду вызывать, а ты за них отвечай. Хорошо? Ну, начинаем. Петя Ухват, скажи нам какой-нибудь стишок! Какой знаешь, все равно.