Константин Подыма - Счастливого плавания, «Шхуна ровесников»!

— Твое решение, флаг-штурман? Если по домам, то я не согласен!

Генка был категоричен.

— И я тоже! — решительно добавил Сережа.

— Да вы что? Неужели думаете, что я предлагаю возвращаться? Нас давно ждут.

— Кто ждет? — не поняли Гена и Сережа.

— Мы договаривались у порта… А раз договаривались — придут, ребята железные!..

Мы шли по заваленным снегом улицам. Их насквозь продувал норд-ост, насыпал сугробы, и пробраться через них было не так просто.

У перекрестка кто-то стоял.

— «Шхунатик»! — предположил Гена. — Кто еще в такую погоду выйдет из дома. Уж не Демченко ли это?

Точно! Это был Саша Демченко. Замотав шею шарфом, од стоял в своем коротком пальто на самом перекрестке и подпрыгивал на одной ноге, чтобы не замерзнуть.

— Будильник сломался! — виновато сказал он. — Чуть не проспал. Что-то долго вас не было… Думал, прошли уже…

Саша считался крупным специалистом-историком в своей сороковой школе. Не было ни одного сражения, даты которого бы он не знал наизусть. На уроках истории он тянул вверх руку, а учитель отмахивался: «Нет, Демченко, посиди. Ты это знаешь». Саша завел себе толстую тетрадь, в которую заносил все, связанное с Новороссийском, с прошлым города. Кроме того, он обожал малышей. И свое свободное время проводил с подшефными октябрятами.

Вчетвером стало нам веселее.

Шли по набережной. Море штормило, соленые брызги поднимались над бетонным парапетом. Пустынными были причалы…

— Где же твои «железные» люди? — ядовито спросил Генка.

Мы стояли у выхода на автомагистраль. Через полгорода протянулась ее лента, по которой днем нескончаемым потоком неслись машины. Сейчас машин не было. Именно здесь должны были ждать нас остальные «шхунатики». Впрочем, как ни вглядывались мы в предрассветную муть, никого обнаружить не удавалось. Лишь спустя несколько минут Сережа различил у стены общежития моряков, отстоявшего от нас на довольно большом расстоянии, две поникшие тени.

— Да вон же они! — обрадованно воскликнул Сергей. — У стенки, видите?.. Э-эй-эй, сюда! — Он пытался перекричать гул ветра.

Тени, одетые в бушлаты, зашевелились, и спустя мгновение можно было понять, что двое ребят направились в нашу сторону.

— Ничего себе! Позже явиться не могли? — мрачно сказал, подходя к нам Володя Лебедев. Тускло горел неоновый фонарь, и в его мигающем свете смуглое Володькино лицо казалось зеленоватым, будто он превратился к ледышку. — Мы тут совсем закоченели…

— Привет, тезка! — высокий парень узнал Сережку Гречихина. — Ты тоже с нами?

— Отстал от жизни, Серега, — заметил я Сергею Давыдову. — Он не только с нами, но и празднует сегодня с нами свой день рождения. Именинник он.

— Поздравляю, сеньор, — сказал Давыдов и, сдернув серую каракулевую шапку, отдал церемонный поклон. Снежинки вертелись над русой его головой.

Гречихин в ответ прижал к груди перчатку и раскланялся.

— Сережа, ты нарисовал?.. — прервал я торжественный церемониал.

Давыдов надел шапку и молча раскрыл передо мной свою сумку. В ней лежал полотняный сверток.

Давыдов у нас на «Шхуне» числился корабельным художником и так же, как Лебедев, учился в девятом классе, но Володя в восемнадцатой школе, а Сергей — в семнадцатой. Это не мешало им по-настоящему дружить. И то, что Володя задиристый и восторженный, а Сергей сдержанный и неторопливый тоже не разделяло, а сближало их. И мечты о будущем у них разные. Сергей думает стать художником, Володя — моряком…

— Что-то ни одной звезды не видно… — тоскливо сказал Володя. — А вообще — красота! Люблю, когда норд-ост!

Но разговоры сейчас были совсем ни к чему. Впереди у нас лежала тяжелая дорога.

На окраине фонари не горели, хотя ночь еще не кончилась и до рассвета оставалось добрых два часа.

Мы шли по широкой автомагистрали — Сухумскому шоссе. Вдоль всего Черноморского побережья протянулось оно. Хорошо было думать о том, что в Сухуми сейчас цветут апельсины и шелестят пальмы… Все-таки весна, март…

Когда-то с киркой и лопатой прошел этой дорогой молодой Горький, строил Сухумское шоссе.

Три войны отгремело с тех пор.

В первую мировую город обстреливал немецкий крейсер.