Леонид Пантелеев - Республика Шкид (сборник)

– Побей. Хватит, – тихо сказал он.

Слаенов открыл свою карту – король. Следующей картой оказался туз.

– Пятнадцать очков, – пронесся возбужденный шепот зрителей.

– Прикупаешь? – спросил Туркин тревожно. Слаенов усмехнулся.

– Конечно.

– Король!

– Девятнадцать очков. Хватит.

Туркин проиграл.

– Ну, давай на завтрашний утренний сыграем, – опять предложил Слаенов.

Толстый Устинович, самый благоразумный из третьеклассников, попробовал остановить.

– Брось, Турка. Не играй.

Но тот уже зарвался.

– Пошел к черту! Не твой хлеб проигрываю. Давай карту, Слаеныч.

Туркин опять проиграл.

Дальше игра пошла лихорадочным темпом. Счастье переходило от одного к другому.

Оторваться темпераментный Турка уже не имел силы, и игра прерывалась только на уроках и за вечерним чаем.

Потом они играли, играли и играли.

В третьем отделении царило невероятное возбуждение. То и дело в класс врывались гонцы и сообщали новости:

– Туркин выиграл у Слаенова десять паек.

– Туркин проиграл пять.

Уже прозвенел звонок, призывающий ко сну, а игра все продолжалась.

В спальне кто-то предупредительно сделал на кроватях отсутствующих чучела из одеял и подушек…

Утром стало известно: Туркин в доску проигрался. Он за одну ночь проиграл двухнедельный паек и теперь должен был ежедневно отдавать весь свой хлеб Слаенову.

Скоро такая же история случилась с Устиновичем, а дальше началась дикая картежная лихорадка. Очко, как заразная бацилла, распространялось в школе, и главным образом в третьем отделении. Появлялись на день, на два маленькие короли выигрыша, но их сразу съедал Слаенов.

То ли ему везло, то ли он плутовал, однако он всегда был в выигрыше. Скоро третье отделение ужо почти целиком зависело от него.

Теперь три четверти школы платило ему долги натурой.

Слаенов еще больше вырос. Он стал самым могучим в Шкиде. Вечно он был окружен свитой старших, и с широкого лица его не сходило выражение блаженства.

Это время Шкиде особенно памятно. Ежедневно Слаенов задавал пиры в четвертом отделении, откармливая свою гвардию.

В угаре безудержного рвачества росло его могущество. Шкида стонала, голодная, а ослепленные обжорством старшеклассники не обращали на это никакого внимания.

Каждый день полшколы отдавало хлеб маленькому жирному пауку, а тот выменивал хлеб на деньги, колбасу, масло, конфеты.

Для этого он держал целую армию агентов.

Из-за голода в Шкиде начало развиваться новое занятие – «услужение».

Первыми «услужающими» оказались Кузя и Коренев. За кусочек хлеба эти вечно голодные ребята готовы были сделать все, что им прикажут. И Слаенов приказывал.

Он уже ничего не делал сам. Если его посылали пилить дрова, он тотчас же находил заместителя за плату: давал кусок хлеба – и тот исполнял за него работу. Так было во всем.

Скоро все четвертое отделение перешло на положение тунеядцев-буржуев.

Все работы за них выполняли младшие, а оплачивал эту работу Слаенов.

Вечером, когда Слаенов приходил в четвертое отделение, Японец, вскакивая с места, кричал:

– Преклоните колени, шествует его величество хлебный король!

– Ура, ура, ура! – подхватывал класс.

Слаенов улыбался, раскланивался и делал знак сопровождающему его Кузе. Кузя поспешно доставал из кармана принесенные закуски и расставлял все на парте.

– Виват хлебному королю! – орал Японец. – Да будет благословенна жратва вечерняя! Сдвигайте столы, дабы воздать должное питиям и яствам повелителя нашего!

Мгновенно на сдвинутых партах вырастали горы конфет, пирожные, сгущенное молоко, колбаса, ветчина, сахарин.

– Бог! Божок! – надрывался Японец, хлопая Слаенова по жирному плечу. – Божок наш! Телец златой, румяненький, толстенький!

И, припадая на одно колено, под общий исступленный хохот протягивал Слаенову огрызок сосиски и умолял:

– Повелитель! Благослови трапезу.

Слаенов хмыкал, улыбался и, хитро поглядывая быстрыми глазками, благословлял – мелко крестил сосиску.

– Ай черт! – в восторге взвизгивал Цыган. – Славу ему пропеть!

– Носилки королю! На руках нести короля!

Слаенова подхватывали на руки присутствовавшие тут же младшие и носили его по классу, а старшие, подняв швабры – опахала – над головой ростовщика, ходили за ним и ревели дикими голосами: