Оглушённый собственной трескотней, Трескучка и впрямь не разобрал ни слова. Он поубавил шума и свесил свои большущие, как лопаты, уши, поросшие густой шерстью.
И тогда Трусишка громко, внятно произнес:
— Я тебя не боюсь, слышишь? Я БОЛЬШЕ НИКОГО НЕ БОЮСЬ!
Расквохтавшись, будто всполошённая курица, Трескучка повернул восвояси, с такой отчаянной скоростью вращая глазищами, что у него аж голова кругом пошла. А по Роще разносился торжествующий крик:
— Я БОЛЬШЕ НИКОГО НЕ БОЮСЬ!
Затем наступила тишина, отнюдь не похожая на затишье в страхе перед чудовищами. Тишина привычная, уютная, исполненная хорошо знакомых шумов и звуков: шелестом листвы, нежным шорохом шелковистой травки, щебетом птиц. Тишина. Тишина. Тишина.
Свинцовая серость небосвода потускнела, съёжившиеся листья деревьев стали распрямляться. К траве пока что не вернулся её прежний ярко-зелёный оттенок, но она явно сделалась пышнее и гуще. Небеса тоже ещё не заблистали незамутнённой синевой, зато стали голубее, а на горизонте появилось крохотное барашковое облачко, плывшее в сторону Рощи. Славка тотчас встрепенулась и, взмыв в вышину, предостерегла заблудшую овечку, чтоб не спускалась слишком низко и не запуталась в кронах деревьев. Облачко благодарно кивнуло и поплыло дальше.
Обитатели Рощи обступили Трусишку.
Уборщик потянулся к нему и осторожно потрогал. Пылемёт и Чутьчутик тоже коснулись друга, а в глазах их мелькнуло, затем озарив лица, нечто давно забытое — улыбка.
— Скажи, пожалуйста... — Уборщик тщательно подбирал подходящие слова. — Может, ты теперь больше не Трусишка?
— Видишь ли, я и сам задумывался над этим.
— Че-че-че...
— Что-то хочешь сказать, Чутьчутик?
— Чего бы нам не повеселиться?! — воскликнул Чутьчутик.
— Ну... это, пожалуй, громко сказано, — умерил его пыл Трусишка.
— Давненько мы не чаёвничали, — мечтательно зажмурился Пылемёт.
— Ах, как бы славно было!.. — голос Уборщика сорвался.
Через несколько минут к чаепитию всё было готово. Правда, скатерть измялась, одна из чашек треснула, от ручки чайника откололся кусочек, но чай... чай оставался прежним, источая на всю поляну свежий аромат хвои. Друзья задумчиво прихлёбывали зеленовато-золотистый напиток и вслушивались в полную жизни тишину леса.
Вдалеке послышалось завыванье чудовищ — противное, мерзкое, от него пробегал мороз по коже и кровь стыла в жилах.
— Здесь они, никуда не делись, — содрогнувшись, прошептал Пылемёт.
— Но я больше не намерен разговаривать шёпотом в моей собственной Роще! — Уборщик выговорил слова громко и отчётливо.
— Че-че-честное заявление, — согласно кивнул Чутьчутик. — Только ведь чу-чу-чудовища по-прежнему здесь, разве что чу-чу-чуть-чуть отступили... Но нам их не одолеть!
— К сожалению, ты прав, — сказал Трусишка. — Нам их не одолеть! Зато можно держать их на отдалении, — добавил он.
— Были бы целы наши любимые книги... — Уборщик с тоской глядел на выгоревшее дотла дупло. — Постойте!.. — оборвав фразу на полуслове, он поставил чашку, вскочил на ноги и, протиснувшись под крону упавшего дерева, на миг скрылся из вида. Когда он, пятясь задом, вновь появился перед друзьями, в руках у него был листок бумаги. Книжная страница.
— Мне удалось её спасти. Правда, это одна-единственная страница, и я не сумел её прочесть: буковки мелкие, а я только крупные разбираю... Зато здесь есть рисунок, его я помню. Стало быть, это рассказ про медвежонка, Винни-Пух его звали. На, держи!
Трусишка положил листок на колени и благоговейно расправил его.
Вновь заухали, заулюлюкали чудовища — на сей раз ближе.
Чутьчутик поспешно поставил на чурбан свою чашку, чтобы не расплескать чай.
— Ч-ч-что будет с нами без любимых сказок? — вопросил он.
Трусишка поднял обуглившуюся по краям книжную страницу, пробежал её глазами, перевернул.
— Помню её, как же! Всю, от начала до конца. И не только эту сказку. Помню легенду о рыцаре по прозвищу Недомерок, историю про сиротку Скромницу и сказку про гномика Недотёпу. Помню мифы и сказания — все-все!
— Так уж и все? Да разве упомнишь!
— Тем не менее это так. Чудовища эти, поверьте мне, глупы чудовищно. Им главное — библиотеку спалить, а того в толк не возьмут, что на этом дело не кончено. Истории и сказки-то ведь уцелели, а в сказках добро всегда торжествует над чудовищным злом. И покуда одолевают чудищ в сказках, есть надежда победить их и в жизни.
— Ясно — ясней некуда! — Уборщик зажмурился, наслаждаясь беседой, чаем и пробудившейся надеждой. Друзья так по этому стосковались!.. Затем поднял затуманившиеся глаза. — Но Странник... Как же он мог предать свою родную Рощу...
Читать дальше