На это пан Короус ответил:
— О том, что он здесь висит, никто не знает, пан доктор. — И продолжал его там оставлять, к папиному совету не прислушался.
А нам папа сто раз говорил:
— Одни в виварий не ходите. Как бы обезьяна не укусила!
Но и мы папу не послушались, да еще притащили с собой Путика.
Мариян не спускает с меня глаз, волнуется. У дедушки мы как-то играли на лугу, и я, ради шутки, завопил:
— Спасите! Спасите, умираю!
Мариян вмиг изменился в лице, бросился ко мне, закричал:
— Что с тобой? Что?
Мне стало жалко его:
— Ничего! Я просто так.
Он не виноват, что боится всего на свете больше, чем я. Мама говорит, что так бывает. Одни до смерти боятся муравьев, другие так и трясутся, что рухнет их дом, хотя он стоит как крепость. Наш Мариян тоже очень чувствителен ко всему и многого боится.
Окажись я на его месте, я сразу пошел бы к папе: «Папа, так получилось, что я пригласил в питомник глупого Путика. Он открыл засов, обезьяна выскочила и укусила Кима. С ним ничего не может случиться? Я знаю, ты строго-настрого запретил нам ходить туда. Прости нас, это больше никогда не повторится».
Но Мариян боится признаться, хотя нас никогда не колотят и не наказывают. Сначала Мариян придумывает самые невероятные вещи, на которые я просто не мог бы отважиться, а потом боится сознаться в том, что натворил. А то вдруг начнет капризничать! Так было в походе. Он без конца жаловался, что стер пятки и у него болят ноги, что на турбазах его кусают блохи, требовал, чтобы мы сняли в гостинице комнату и немного отдохнули. Я не соглашался. Тогда Мариян заупрямился: он чувствует себя плохо и хочет хорошенько выспаться. Мы направились к гостинице, но служащий, вышедший нам навстречу, прогнал нас, заявив при этом, что нам следовало бы ходить в поход вместе с родителями, и вообще интересно, откуда у нас могут взяться деньги на гостиницу.
Но если Мариян не слишком уставал от ходьбы, он был очень хороший. Когда мы ночевали на последней турбазе, где были одни, Мариян, вымыв ноги и сразу почувствовав великое облегчение, принялся играть на губной гармошке. Люди выходят из кафе — и к нам! Все стали петь. Какой-то мужчина подарил Марияну нож — очень красивый, с перламутровой отделкой. Только Мариян на следующий день его потерял. Ему было очень жаль этот нож, он его из рук не выпускал: то и дело открывал и закрывал его и даже успел вырезать из трухлявого дерева лодочку. Не потеряй Мариян нож, осталась бы добрая память о походе.
Если Мариян захочет, он может быть просто золотым. Как-то мы зашли в первый попавшийся деревенский дом попросить воды. Но хозяйка угостила нас еще и хлебом с салом. Мариян разговорился с ней и очень хвалил их деревню, сказал, что ничего лучшего он в жизни не видел. После этого женщина угостила нас еще молоком и творожными сырками. Тут уж Мариян совсем разошелся: наболтал, что нам некуда ехать летом, вот и бродим без единого геллера в кармане из одной деревни в другую. Пани расчувствовалась и предложила нам пожить денек-другой у нее — в дедушкиной комнате. Но Мариян поблагодарил и отказался: настоящие путешественники все время находятся в пути. Когда мы двинулись дальше, он признался:
— Да я здесь не смог бы прожить и дня! Ну и воняет же навозом!
Я удивился:
— Зачем же тогда говорить, что здесь так прекрасно?
А Мариян в ответ:
— Почему бы не похвалить, если это доставляет радость женщине?
Когда Мариян играл на губной гармошке и разговаривал с людьми на турбазе, он мне очень напоминал парнишку из недавно увиденного фильма. Даже внешне. Я сказал брату об этом и сразу понял, как ему это приятно. У меня внешность совсем заурядная, а вот Мариян — другое дело. Он любит, чтобы все вещи хорошо на нем сидели, а когда надевает полупальто с мехом внутри, выглядит совсем взрослым. Мама посмотрит на него и скажет:
— Какой ты у меня красивый! С тобой пройтись по улице — одно удовольствие.
Мариян никогда не наденет рваные носки, не стоит даже пытаться доказывать ему, что дырку на пальце не видно. Может быть, он и вправду станет артистом, когда вырастет. А сколько он знает наизусть стихотворений! Однажды он прочитал ребятам «Балладу о моряке» Иржи Волькера, и все пришли в дикий восторг. Это было летом у дедушки. Мы сидели у костра, уже начинало темнеть. Когда Мариян читал эту балладу, у меня на глаза навернулись слезы, но никто не заметил — было уже совсем темно, когда брат кончил.
Конечно, о том, что Мариян позвал в виварий Путика, я никому не скажу, и прежде всего папе, потому что он всегда строг к брату. Мариян ведь никак не думал, что меня укусит обезьяна. Мама часто говорит мне, когда они с папой куда-нибудь уходят: «Ким, дорогой, Марияну иногда приходят в голову сумасбродные мысли, так ты его от них отговаривай». Или: «У твоего брата такой беспокойный характер, никогда не знаешь, когда и что на него найдет». И просит, чтобы я Марияна от его затей отговаривал, потому что я могу на него повлиять.
Читать дальше