Кристина Сещицкая - Мой волшебный фонарь

— Откуда у тебя этот ребенок?

Я посмотрела на Глендзена. Он вытер рукой нос и сказал:

— Это мой ребенок, пан участковый! Моя сестра! Я ей только дал подержать.

— А-а-а! — сказал тогда Летучий Голландец и пошел, уводя с — собой совсем скисшего Раека.

Анджей взял у меня Магдусю.

— Тихо, балда, прекрати реветь! — сказал он.

И представь себе, Аня, она замолчала! Я проводила их до самой квартиры. Пани Глендзен, к счастью, еще не вернулась, и Анджей побыстрей уложил Магду в кроватку, чтобы мама ни о чем не догадалась. Я шла домой и вспоминала все, что произошло! Это, оказывается, здорово приятно — знать, что есть человек, который готов броситься на твою защиту, не побоявшись громадных кулачищ такого вот Раека!

Пока я стояла и смотрела, как Анджей дерется с Чапским, я поняла, что теперь могу считать себя уже совсем взрослой — из-за какой-нибудь сопливой девчонки Анджей не сказал бы Раеку: «Мотай отсюда», только потому, что тот отпустил глупую шуточку. Я не сомневаюсь, что Анджей Глендзен необыкновенный человек. Во всех отношениях! Никто из наших мальчишек ему в подметки не годится.

Я не знаю, кто каждый день засовывает в мою сумку букетик маргариток, но мне совсем не хочется, чтобы этот человек оказался лучше Анджея! И поэтому я решила, что наконец-то влюбилась!

Как ты думаешь, можно считать, что вчерашний поступок Анджея о чем-нибудь говорит, или нет?

Мне кажется, что можно. Но когда я начала вспоминать все заново, мне вдруг стало жаль пани Глендзен. Сама посуди: когда она вернулась домой и увидела, как ее дочурка сладко спит в своей кроватке, она, наверно, очень обрадовалась, что Анджей такой хороший и заботливый брат. И ей никогда не узнать, что трехнедельная крошка принимала участие в настоящей драке!

Кончаю, потому что уже поздно, и мама гонит меня спать. Целую тебя крепко!

Я спрятала письмо под подушку, но не переставала о нем думать. Боюсь, нам не избежать «серьезного разговора», когда Агата вернется из школы. Меня так и подмывало воспользоваться случаем и рассказать ей про маргаритки, но я понимала, что не имею права этого делать: слово есть слово, даже если ты его дала родному брату. И все-таки я твердо решила поговорить с Агатой насчет ее письма. Но, к сожалению, когда после обеда она пришла ко мне, мысли мои спутались в один клубок, наподобие того мотка шерсти, из которой Агата вязала свой бесконечный шарф.

— Знаешь, Агата, твое письмо к Ане произвело на меня странное впечатление… — запинаясь, начала я.

— Это почему? — обиделась Агата. — Не нахожу в нем ничего странного!

Я вытащила из-под подушки этот исторический документ и прочитала вслух одну фразу:

— «Впервые в жизни из-за меня дрались! Из-за меня — понимаешь?» Из-за Елены в свое время тоже началась война, — заметила я довольно ехидно.

— Без сравнений ты не можешь обойтись! — вспыхнула Агата. — А мне наплевать! И на Елену, и на Трою! Да, мне действительно было приятно, что Глендзен вступился за мою честь! Надеюсь, ты не станешь отрицать, что Раек со своими шуточками зашел слишком далеко.

— Вступился за твою честь? Что же это за честь такая, если ее можно задеть дурацкой шуткой! Ты утверждаешь, что влюблена в Анджея, верно? И тем не менее ты готова допустить, чтобы твоего «любимого» у тебя на глазах поколотили только из-за того, что он попытался кулаками отплатить за идиотскую шуточку и не менее идиотские угрозы! И не испытываешь ни страха, ни тревоги за него, ни капли смущения — тебе просто «приятно»!

— Не волнуйся так! — сказала Агата и подозрительно шмыгнула носом. — А что я, по-твоему, должна была делать? Самой полезть с кулаками на Раека?

— Ты должна была остановить Анджея, не допустить до драки, обратить все в шутку! И ты прекрасно могла это сделать! Знаешь, что однажды сказала мне наша мама?

— Нет. Откуда я могу знать! У вас с мамой полно своих секретов, в которые вы меня не посвящаете, — с обидой в голосе сказала Агата.

— Это никакой не секрет. Не помню, о чем шел разговор, когда мама сказала: «Я — папина жена, и моя задача — всячески упрощать ему жизнь, а не осложнять ее!» Сомневаюсь, чтобы мама пришла в восторг, если б наш папа подрался во дворе с паном Дзенгелевским только потому, что пану Дзенгелевскому вздумалось глупо сострить.

— Ты забываешь, что мама не так уж молода, — мрачно буркнула Агата.

— Значит, ты считаешь, молодость дает право делать, что твоя левая нога захочет, и не думать? Великолепно!

— Вовсе я так не считаю, я совсем другое хотела сказать! И пожалуйста, не жди, чтобы я поступала как рассудительная сорокалетняя женщина! К тому же с Анджеем ничего не случилось, — торжествующе закончила она.