Николай Никонов - Орнитоптера Ротшильда

— Например, Орнитоптера Ротшильда, Орнитоптера Приамус. Желательно парами. Самец и самка. Ну, еще Папилио Антимахус, Папилио Залмоксис, Морфо Циприс. В общем, редкие папилио и морфо, — брякнул я.

«Пусть не задается! Подумаешь, кол-лек-цио-нер!»

— Бабочки есть… — послышалось после некоторого молчания. — Есть бабочки… Но… Они ведь… дорогие. У меня есть и по четыреста долларов пара… Международная цена.

«Ничего себе! Шутит, что ли?» — подумал я. Но сказал в трубку:

— Долларов у меня нет. Есть рубли.

— Сколько? На какую сумму вы бы взяли? — голос приблизился к партнерству и как бы паритету. Как бы…

— Разве это обязательно?

— А как же? Вот вы идете, допустим, в комиссионный.;. Купить пальто…

«Эге! Да ты, оказывается, точь-в-точь по голосу. (Представьте, что я по голосу, тембру, манере говорить определяю, пусть с некоторой ошибкой, все: возраст, характер, ум, образование, привычки и т. д. Не хотите — не верьте.)», — подумал я и еще раз порадовался своей проницательности. Знаю, что люди такого голоса любят одеваться через комиссионный, вещи сдают туда же, знают толк в антиквариатах, любят брюзжать, себя считают венцом творения, иных-прочих, будь хоть премьер, ниже себя, женятся чаще всего на женщинах как бы тоже из комиссионного, а более бойкие из них еще и не по одному разу. Был такой один знакомый адвокат, четыре раза женился. К сожалению, уже был .

— Так вот, если вы собираетесь покупать себе пальто, должны знать, за сколько?

— Ну… Рублей на пятьсот-восемьсот я бы купил, — осторожно сказал я. «Черт-те что за товар-то»?

В трубке было молчание. Покашливание.

— Ладно. Я вам напишу. Список… Сумма, конечно… Предложенная вами (буква стала почти заглавной… Почти…) не велика… Но… Посмотрим… Дайте мне ваш адрес… Телефон. Вышлю список. Бабочки нерасправленные.

Распрощались.

А через неделю я получил список и письмо, написанное четким, в старину бы назвали каллиграфическим, почерком, с завитушками, каким я хотел бы научиться писать, да что поделаешь, невозможно, почерк ведь рисунок души, отпечаток темперамента, и коль уж буквы пляшут камаринского или бегут цепочками, скачут вразнотык, — весь ты тут.

Старик сообщал, что предлагает мне сто сорок видов тропических бабочек, среди них много редких и редчайших. Например, Орнитоптера Ротшильда, Орнитоптера Посейдон! Морфо Циприс! Морфо Елена и т. д.! Список одних морфо содержал 20 видов. Список парусников — 60! «Остальные, — писал старик, — тоже красивые тропические бабочки. Полагаю, — заканчивал этот «энтомолог», — бабочки будут стоить 2200 рублей. Цена окончательная. Если согласны — приезжайте смотреть. Есть и книги. О них договор отдельный».

Итак, за 140 бабочек — 2200 рублей.

Свои сомнения я изложил жене:

— Бабочки редкие. Очень красивые. Двадцать морфо. Почти половина — папилио.

— С хвостиками? — спросила жена, не столь наторелая в энтомологии.

— С хвостиками.

— Тогда поедем. Надо посмотреть.

И вот мы катим по зимнему тракту. Дело было в феврале. В тот степной зауральский городок. Где — вот диво! — есть Орнитоптера Ротшильда! «Мороз и солнце. День чудесный». Нет, день был морозный, но бессолнечный. Со снегом.

Мы ехали долго. Автобус еще останавливался на обед. Дорожная трактовая столовая, где самая вкусная еда — вареные рожки с полухлебным шницелем и суп-«баланда». Едят всё одной алюминиевой мятой ложкой. Запивают компотом не знаю из чего, но лучше не разглядывать. Сладковато. Кисло. И половина коричневой бурды остается в стакане. Ее можно в дело опять.

Отдохнув, водитель снова погнал свой «Икарус», не собрав, как выяснилось, всех пассажиров. Не дождались каких-то цыган, не то кавказцев, всю первую часть дороги громко обсуждавших должно быть торговые дела. На сиденье остались вместительные чемоданы. На предложение подождать водитель лишь еще раз бибикнул и тронулся. Прошло с полчаса, в продолжении которых я все думал, как же теперь эти отставшие цыгане? Однако вскоре автобус обогнал бойкий «жигуленок». Из «жигуленка», крича, высыпались жестикулирующие черноволосые люди. Автобус встал, и отставшие пассажиры с криками ввалились в него, призывая, очевидно, все цыганские кары на голову водителя, который только махнул и снова погнал. Убедившись, что чемоданы на месте, черноволосые люди опять принялись обсуждать торговые дела.

Автобус прибыл в городок. И вопросо-ответная система привела нас на улицу с тем безликим названием, которого я сейчас уже не упомню, но знаю, что было оно стереотипное, вроде Комсомольская, Советская, Коммунистическая, Студенческая и что-то в этом роде. На этой улице, недалеко от угла, стояла за рядом унылых подстриженных по ранжиру тополей такая же унылая пятиэтажка «хрущеба», тех первых лет борьбы с архитектурными излишествами, бетонный панельный дом, где, как острили в те времена, коридор совмещался с кухней, туалет с ванной, а пол с потолком.