Герман Матвеев - Семнадцатилетние

— Папа, который стакан? — весело спросила Тамара.

— Не считал. Без арифмометра в таком деле не обойтись… А где это ты загуляла?

— У академика была в гостях. Уроки делали.

— С академиком?

— С Лидой.

— О-о! Наливай себе чашечку, предложил отец.

— Не хочу. Послушай, папа. Был у нас сейчас занятный разговор. Представь себе за рулем женщину…

— Шофера?

— Да. Машина идет полным ходом, и вдруг сбоку другая машина… Что сделает женщина?

— Что сделает? Затормозит или свернет.

— А если машина выскочит близко?

— Ну, тогда расшибутся.

— Руль бросит?

— Не знаю…

— Сергей Иванович говорит, что женщина в критический момент растеряется, бросит руль и закроет лицо руками. Верно это?

— А кто такой Сергей Иванович?

— Вершинин, академик.

— Ну, значит, так и есть. Академику видней…

— Да что ты говоришь, папа! Женщина бросит, а мужчина нет?

— Может и так.

— А какая между ними разница?

— Откуда я знаю, в чем разница. Если академик говорит, — значит, у него научная база подведена!

— Ой, ей-богу! Вечно ты что-нибудь такое выдумаешь! — рассердилась девушка.

— А что ты кипятишься? Бросит не бросит… Ну, одна бросит, другая нет. Не все ли тебе равно?

— Ошибаешься. Это вопрос принципиальный. Может женщина работать наравне с мужчиной или не может?

— Этот вопрос, милая моя, в семнадцатом году решен, а вы все еще кулаками машете.

Этот ответ огорошил Тамару. «Вот история, — подумала она. — С ним невозможно спорить. Скажет что-нибудь и как в воду окунет».

— Знаешь, папа, я, пожалуй, выпью с тобой за компанию! — сказала она небрежно.

— Давно бы так!

Тамара достала из буфета чашку, налила чай, села рядом с отцом и провела ладонью по его спине.

— Вспотел-то ты… мокрый… Папа, а какой у нас учитель по литературе — лучше не придумать! Я, понимаешь, нарисовала дружеский шарж на него, а он даже не обиделся. Очень правильный человек!

— Зачем же на дружеский обижаться?

— Другая бы учительница на его месте… У-у-у! Такую бы историю затеяла! — Тамара сделала несколько глотков. — Ты только послушай, что говорил нам сегодня Константин Семенович!

— А кто такой Константин Семенович?

— Наш учитель по литературе. Какая у тебя плохая, память на имена!.. Я же тебе вчера рассказывала про него.

— Имен тысячи, а я один. Разве все запомнишь? — невозмутимо ответил отец. — Так что он говорил?

— Что? Ах, да… Что он говорил? — задумчиво переспросила Тамара. — Вот и забыла. У меня память, как у тебя…

— Девичья!

— Нам с тобой надо заниматься. Память упражнять.

— Конечно! Только у меня и делов!

— Стоп! Вспомнила! Видишь ли, в чем дело… Часто мы читаем литературное произведение и одновременно думаем — что, зачем и почему? А в результате ничего не понимаем. Всякое произведение нужно читать без предвзятого отношения к нему. Потом, когда прочитаешь, можно подумать и проанализировать: чтя хорошо, что плохо, что взволновало и почему, кому симпатизируешь, сочувствуешь и почему? Что нового узнала о жизни, о людях, об идеях? — говорила она, невольно подражая Константину Семеновичу. — А ведь что мы делаем? Мы часто произведение не анализируем, а анатомируем. Голову долой, руки, ноги долой, живот распорем и… что получается? Все разваливается, и никакого произведения нет. И удовольствия нет!

— Да уж какое тут удовольствие, если руки, ноги долой…

Тамара давно привыкла к шутливому тону отца, ли била с ним говорить и всегда находила в нем хорошего слушателя.

— Мы привыкли смотреть на все явления жизни, литературы, искусства рационалистически, — продолжала она ораторствовать, словно перед ней была большая аудитория.

— Привычка — это большое дело…

— Когда я буду журналистом… Теперь я понимаю, в каком направлении следует двигаться… Только все это надо еще крепко продумать, развить и выработать в себе. Ох! Много еще работы, папа! — закончила она со вздохом.

— Послушай-ка, Тимоша, — сказал отец и протянул ей маленькую фотографию. — Вот погляди на эту физиономию.

Девушка взяла фотографию, на которой был изображен усатый человек с гладкой прической.

— Можешь ты его срисовать в таком виде, будто он на трибуне говорит, а изо рта искры сыплются, а на другой картинке, будто он спит и искры из носа сыплются?

— А зачем это тебе?

— Для нашей стенгазеты. Надо так нарисовать, чтобы похожий был.

— Когда это надо?

— Поскорей бы.

— Уроков задают много… Ну, ладно. Нарисую.