Славка Поберова - Жирафка

— Подумаешь, не будет Бара некоторое время ходить на тренировки, еще успеет.

Мама надела шапку, заперла раздевалку и решительно покачала головой:

— Нет, невозможно, Баре очень нравятся тренировки. И спортивная школа очень хорошая. Нет, я никак не могу подвести руководство, именно я не могу себе этого позволить…

Мы подходили к дому. Я маму больше не интересовала. Столько времени я не была дома, и никому до меня нет дела! Неужели Мила не могла подождать со своей великой новостью до моего отъезда? Нет, ей надо все выложить сразу. Что делать, ведь я тоже говорила только о своем горе, когда оно случилось…

— Папа дома? — спросила мама, заходя на кухню, где Мила пекла пирожки.

И что же, я должна ей все простить за эти пирожки? А зачем вдруг маме так срочно понадобился папа? Что она хочет с ним обсуждать?

— Он наверху, — ответила Милуш.

Я подмигнула Милуш, давая ей понять, что ее задание выполнено.

Мама объявила папе, что теперь, когда у Милы будет еще один ребенок, в спортивную школу с Барой придется ходить ему. Папа всплеснул руками, потом драматически заломил их.

— С ума сошла! У меня ни секунды! Лаборатория переезжает, а ты из меня хочешь сделать дедушку!

Легкомысленный тон мало чем помог отцу. И он попробовал зайти с другой стороны.

— Я все же доцент!

— А я могла стать доктором биологических наук! — сухо констатировала Милуш.

— Если не ошибаюсь, у меня тоже имеется какое-никакое ученое звание, — угрожающе проговорила мама.

Точно. Она доктор философии. Я не забыла.

— Вы — женщины!! — ревел папа.

— Значит, мы годимся только для кухни, для постели и для ухода за детьми?

Милуш не плакала, она даже пыталась шутить, а это не предвещало ничего хорошего. Нет, папе не совладать.

— Перестаньте жаловаться на отсутствие подлинного равноправия, все дело в спартакиаде, и я ни о чем не хочу слышать!

Папа еще защищался, но слабо. Я пыталась ему помочь, но, наверное, переоценила положительное влияние своего отсутствия на нашу Милуш. Извини, папа, я и сама не рада, что так получилось.

— Все эти мероприятия ничего не стоят. Страговский суперстадион нужно использовать лучше и постоянно, а не раз в пять лет.

— А ты молчи, когда старшие говорят, — набросилась на меня Милуш.

Никогда не перестану жалеть, что я тосковала по ней там, в горах. Уж она-то ни капельки не скучала, она меня все так же не переносит, я тоже — по крайней мере, сейчас.

— Во время спартакиады я буду с утра до вечера на государственных экзаменах. Курсовые и приемные экзамены тоже в июне. — Папа обрел второе дыхание.

Все равно у него нет никаких шансов.

— А у меня выпускной класс, и, насколько мне известно, во время спартакиады все экзамены сдвигаются, — предположила мама.

— У меня еще лабораторные исследования в институте! — победоносно закричал папа.

— Но ведь они когда-то кончатся! — нанесла смертельный удар Милуш.

Папино поражение было полным.

— Что вы со мной делаете? — застонал он.

Мама смерила его командирским взглядом и переменила пластинку. Совсем другим тоном она качала:

— Ничего не поделаешь, дорогой, придется тебе все это выдержать. Мы будем изо всех сил помогать. А когда кончится спартакиада, я сама займусь розами. И ни звука не скажу, какие бы дорогие сорта ты ни покупал. И окапывать буду, и подрезать, все, что надо, и Мила тоже.

— Лисицы вы хитрые! Сыру захотели! — возражал еще папа.

Тут откуда ни возьмись в кухню влетела Бара. Она сделала какой-то пируэт.

— Смотрите, как я умею крутиться, я уже и «самолетик» делаю, и не боюсь. Значит, смогу тренироваться на Страгове! Мама говорит: кто боится, того туда не возьмут!

— А тебе, конечно, очень хочется? — сухо проговорил папа-дедушка. Вздохнув, он продолжал: — Дальнейшие дискуссии считаю излишними.

— Готовьтесь к приходу журналистов! — уколола я его. — Они скоро сюда нагрянут, и фотографы тоже. А возможно, с вас сделают и плакат под названием: «Спортивная семья» или «Завоюем Страгов!»

— Безусловно! — отвечала мама. — Все будут участвовать в спартакиаде: Катушка с младшими школьниками, папа с Барой в группе родителей с детьми и я с женщинами.

— Любош приведет туда солдат и из-за этого еще сто лет не вернется домой, а я буду тренировать грудных детей.

Только такая дура, как наша Милуш, могла смеяться и плакать, услышав эти слова.

«Наши ребята меня очень разочаровали». Пишу записку Еве и вдруг прихожу в ужас от того, что написала «наши». Ничего себе, недавно все «наше» было только в Праге, а теперь мой диапазон несколько расширился…