Славка Поберова - Жирафка

Я сменила тему:

— Все же я боюсь, что буду ревновать тебя к Богуне.

— Не сходи с ума. Я отношусь к ней, как к старшей сестре.

— Сразу видно, что у тебя нет Милуш, — сказала я с чувством.

Ева весело рассмеялась.

Но страх у меня не прошел. Во-первых, потому, что Богунка учительница; во-вторых, потому, что она одержима идеей продвижения физической культуры в массы (правда, я еще не уверена, что ее выступления с композициями на сцене похожи на мамино увлечение тренерской работой и подготовкой к спартакиаде).

— Как ты относишься к этим ее композициям? — осторожно спросила я в порядке информации, раз уж Ева запрягла меня в эту выставку. К счастью, от физкультуры я освобождена.

Ева пожала плечами.

— Девочкам нравится, а у меня нет времени. Перед соревнованиями они тратят на тренировки чересчур много сил. Они совсем с ума сходят, потому-то Богунка до сих пор не замужем.

— Это делает ей честь, но когда-нибудь она станет такой же, как и моя мама. Вечно не бывает дома, вечно бежит куда-то, а дома вместо нее распоряжается Милуш. И то она тренер местного масштаба, ее задача — тренировать участников композиций, а составляют их другие.

— И ты еще жалуешься? — спросила Ева.

Тогда я не понимала, что она имеет в виду. Только позднее до меня дошло, что скрывалось за ее словами. Но если бы и поняла, то сказать было бы нечего.

Поняла, когда в первый раз пришла к ней домой.

— Ваш сад даже лучше нашего, у вас прямо парк, — сказала я, когда впервые подходила вместе с Евой к их дому.

— Да, раньше тут было хорошо.

Теперь я увидела следы запустения по всему дому, похожему на средневековый замок: тут полуразвалившаяся стена, там проступает плесень, вот заросшие травой клумбы, на крыше среди расколотой черепицы кусок жести, посреди двора фонтан со статуей без головы, неухоженный газон.

— Осенью я не успела, но все равно: что тут ни делай, все напрасно.

Лепные украшения у входа были наполовину отбиты, давно не крашенная дверь, выщербленные ступени, кое-где облупившаяся краска, но зато везде чистота.

— Каждую неделю я все здесь надраиваю. Знаешь, есть такая песенка: «Дома маленький орет, мама лестницу метет». Да, управление охраны памятников заинтересовалось нашим домом, там составили смету на реконструкцию, но пока дойдет очередь… Что тут хорошо — широкие двери и ни одного порога; видишь, с одной стороны у нас застекленная веранда, с другой терраса. Тут уж не упадешь. И на террасе мама может себя чувствовать как в саду.

Я еще не могла понять, что в этом хорошего.

— Но зато когда я стану совсем самостоятельной, куплю себе однокомнатную кооперативную квартиру, там совсем не придется убирать. Правда, не будет и сарая… Где я тогда устрою мастерскую? — И она сунула мне в руки лыжи.

— Эти лыжи мне дала соседка, а я их только привела в порядок. Жалко, что зимний спорт только в первом классе. Мне кажется, в этом году горнолыжный спорт станет еще более популярным.

Не успела я еще раз похвалить лыжи, как из дома — прямо как в фильме Хичкока «Медиум» — раздался женский крик:

— Где ты опять таскалась?

Ева схватила меня за руку, захлопнула дверь чулана и потащила меня по коридору.

— Бегу, мама.

Она втолкнула меня через двухстворчатые двери в прихожую таких размеров, что в ней бы поместилась квартира Марии со всеми службами; я неожиданно увидела перед собой инвалидное кресло, а в нем худую женщину.

— Это моя мама, а это — Лена.

— Ты заходила на угольный склад? Сегодня холодно, и я с утра топлю! — выкрикнула женщина и исчезла в одной из множества дверей; по всей видимости, я для нее не представляла интереса.

Я чувствовала себя ужасно. Ева втолкнула меня в другие двери. Это была кухня. Ева оперлась о стол и глубоко вздохнула.

— Мне и в голову не могло прийти, что ты ничего не знаешь о моей матери. — И она отерла пот со лба. — Конечно, дела давно минувших дней, об этом уже никто не говорит. Она нервничает. Понимаешь, она до сих пор ужасно страдает от своего положения, и потому она стесняется, когда я кого-нибудь привожу с собой.

— Извини, мне так неловко. А что с ней?

— Рассеянный склероз.

Ева увидела ужас на моем лице и улыбнулась.

— Ты не думай, с головой у нее все в порядке. Возможно, к несчастью. Она все время помнит, какая была. И прекрасно понимает, какая скоро будет. Мария тебе расскажет, как она раньше выглядела, — все мужчины с ума сходили.

Только теперь у меня открылись глаза. Я увидела Еву в ином свете. Еву, которая тащит меня через весь город на угольный склад, чтобы заказать топливо на зиму; Еву, которая выбирает в магазине мясо, точно опытная хозяйка; Еву, у которой нет времени на занятия спортом; у которой нет лишней минуты, чтобы выпить кока-колы в «Централе»; которой всегда пора домой; которая не ходит на танцы не потому, что боится произвести не то впечатление, а потому, что у нее есть другие дела. А главное — каждую свободную минуту должна быть дома с матерью. Я вижу Еву, от которой «убежал» отец, потому что больше не мог выдержать; Еву, которой всегда есть за кем ухаживать. Теперь я понимаю, отчего у нее руки не в порядке.