Славка Поберова - Жирафка

— Главное, дамы, — это не прокусить язык. Лени, надень свою перину, а то твоя мама меня разорвет.

Теперь уже не разорвет его моя мама. Теперь все мое отличие от других будет состоять только в том, что я — Жирафка. И больше ничего выдающегося во мне нет. Сестра Мирки какое-то время играла в симфоническом оркестре, они тоже выезжали в лагеря труда и отдыха. Как-то мальчики их спросили, почему у всех скрипачек под подбородком отметина. Наш рост — такая же отметина. Однажды к нам на тренировку должна была приехать корреспондентка из газеты. Но получилось так, что она толком не договорилась с Дудой и не знала точно, куда ехать. Однако на трамвайной остановке она увидела нас, и ей оставалось лишь следовать за командой. Когда-то, если идти за мной, можно было оказаться в спортивном зале, а теперь только в обычном многоэтажном панельном доме. Это я, которая от рождения привыкла к простору, к дому с садом, я теперь живу в обычном многоэтажном панельном доме! У нас никто никому не мешал — было столько места, хоть в мяч играй. Да, заслужила я хорошее житье!

Как я ни старалась, мучения мои продолжались. Баскетбол. Баскетбол. Один только баскетбол. Тренеры. Команда. Ведь меня больше ничто не интересует! И ни о чем, совершенно ни о чем больше не могу думать. И какая же чудовищная несправедливость, что это случилось именно со мной!

— Сохорова, вы там не заснули? — долетел до меня откуда-то ядовитый голос классного руководителя. — Это сочинение о ваших новых соучениках и товарищах вам придется все же написать, хотя, конечно, я не жду от вас никаких глубоких суждений.

Они засмеялись. Дешевые шуточки! Только сейчас я заметила, что на доске написана тема сочинения: «Наш класс (портреты и характеристики)». Ничего себе! Что я могу написать? Что они все для меня на одно лицо? Без цвета, без вкуса, без запаха, как говорит наша директорша-химик, стоя в лабораторном халате за кафедрой в кабинете. Я и так для них высокомерная пражанка. Я это чувствую. Да еще спортсменка. Никто в лицо мне это, конечно, не скажет, но из кое-каких намеков я поняла, что они рассуждают так же, как наша Милуш: спортсмены годятся только для стадиона, а для других надобностей у них не хватает в мозгу серого вещества. И ведь никто из них не поймет, что спорт уже давно не только спорт, но и политика. Политика и реклама. Очень действенная, так как обращена к массам и понятна им. Какой-нибудь футбольный болельщик где-нибудь в Южной Америке никогда в жизни не слышал и не услышит о Гейровском или о каком-нибудь другом нашем писателе девятнадцатого века. Но футболист Планичка для него имя. И он, конечно, знает, что Планичка из Чехословакии, хотя для него Чехословакия нечто вроде Северного полюса. Тренеры всегда нам это говорили, но говорить надо было не нам, а всем этим провинциалам с нашей Милуш во главе.

— А знаете, Сохорова, лучше вы напишите о тех, кто вам ближе, и мы с вашей помощью тоже познакомимся с ними. Пишите о спортсменах.

Это какой-то особый талант — оскорблять самым безжалостным образом! Естественно, что в классе все смеялись. Этого ты от меня не добьешься, Гаврда проклятый! И что бы Мария ни говорила, будто одинаковая программа допускает различную методику обучения и различные способы опроса, все это ерунда. Но берегись, Гаврда! Я отомщу тебе и всем вам. Всем нос утру! Я напишу это сочинение так, чтобы вы лишний раз задумались, как вы несчастны, чего лишены и какими бы могли стать, если бы занимались спортом.

Как ни странно, Томаш уловил мое состояние.

— Представляю, как он будет читать твое сочинение!

— У вас что же, тут читают вслух сочинения?

— Только те, которые Гаврда сочтет достойными. Ужасно. Я была абсолютно без сил. Одна против всех.

Никого не знаю, ни в чем не разбираюсь.

— Привет всем, это вернулась я!

С этими словами, пропетыми на мотив даже мне знакомого марша из «Аиды», входила во второй класс «Б» (раньше я всегда была в классе «А») незнакомая девушка. Длинная, толстая коса, заплетенная из слегка волнистых волос (я со своими перышками и на хвост волос бы не набрала), небрежно брошенная через плечо, ниспадала на целую груду синих коробочек с лазненскими вафлями.

— Берите скорее, а то выроню! — Она быстро раздала коробочки в протянутые руки и села на вторую парту у окна.

Классный руководитель Гаврда, который пропустил ее в дверь, комментировал появление этой девицы по обыкновению насмешливо, но все же, как мне показалось, без своей обычной ядовитости.