Илья Дворкин - Бурное лето Пашки Рукавишникова

— Надевай. Быстро, — проговорил Генка.

— Откуда это?! — спросил ошеломлённый Пашка.

— Откуда, откуда… От верблюда. Одевайся скорей, говорю.

Но Пашка упёрся.

— Откуда? — снова спросил он. — И зачем? У меня есть.

— Ты ш-што ж это, болван, допрашивать меня будешь? — взъярился Генка, но, взглянув в Пашкины насторожённые глаза, сразу остыл и другим уже тоном сказал: — Да ты что, Пашка? Купил я, понимаешь? Купил. Деньги-то были. Не можем же мы оборванцами ходить, — и обиженно добавил: — Я ему подарок хотел сделать, думал — обрадуется, а он… Свинья ты, Пашка, вот кто.

Пашке стало стыдно. Он покраснел и забормотал:

— Да я ничего… Ты не обижайся, Генка, правда. Просто я удивился. То ничего, а то сразу… Я сейчас оденусь.

— То-то же, — смягчился Генка, — побыстрей только.

Пашка оделся. Брюки были как раз впору и такие, о каких Пашка давно мечтал.

— Ох ты! Вот это да! — восхитился он. — А со старыми что делать, Генка?

— Да брось ты их к бесу, рванину, — ответил Генка.

Он нетерпеливо пританцовывал на месте и всё выглядывал из кустов, что-то высматривал.

— Я кеды и куртку возьму, — сказал Пашка.

— О-о, чёрт! — простонал Генка. — Ну, давай, давай, да шевелись ты ради бога, копун.

Пашка сбегал назад, схватил кеды, куртку, вынул из старых брюк нож и помчался к Генке.

Для ножа на джинсах был специальный карманчик сбоку на правой ноге.

Да, брючки были что надо. С клеймом над задним карманом, а на клейме ковбой с лассо и надпись: «Texas». Техас значит. Вот какие это были брючки.

Пашка припустил за Генкой.

К станции вела узкая асфальтированная аллея, но Генка побежал по тропинке совсем в другую сторону.

Они бежали довольно долго — Генка с сумкой в руках впереди, Пашка шагов на тридцать сзади.

Брюки брюками, но когда первые восторги улеглись, в Пашке снова, второй уже раз за этот день, зашевелились какие-то нехорошие, скользкие мысли и предчувствия.

Он ещё не думал ничего определённого, мысли его ещё не выразились в жёстких словах, после которых человеку надо что-то делать, что-то предпринимать.

Пашка сомневался.

С одной стороны на пляже никакого магазина не было, а с другой — Генка был хороший, весёлый парень. И смотрит открыто, глаза у него не бегают. Не похож он на… На кого?

Пашка не решился даже про себя произнести это короткое мерзкое слово.

На человека, который может сделать гадость, скажем так, — подумал он.

А ведь деньги-то он как-то странно нашёл и торопится теперь, будто убегает. Ишь чешет. Как олень. Только пятки сверкают.

Но он добрый. И приветливый. Пожалел тогда на насыпи Пашку. И лицо у него хорошее — нормальное человеческое, никакой челюсти, никаких мутных глаз, никакого низкого лба в прыщах. И джинсы, ох, какие брючки — блеск.

А почему татуировка?

Тьфу!!!

Пашка запутался окончательно.

Подождать надо. И разобраться. Отец всегда говорит, что торопиться надо только при ловле блох.

Блох Пашка никогда не ловил, но что на человека по торопливости наклепать можно, это уж точно.

«Может, мне всё кажется? Нельзя так. Нельзя про человека плохое думать, если сам не понял ещё, что к чему», — решил Пашка.

И тут же пришло в голову: «А Лисиков? С ним я тоже всё разбирался, пока он меня с поезда не выпихнул».

Снова всё полетело кувырком. Надо было начинать думать сначала.

Но тут они выбежали на шоссе.

— Ф-фу, упарился!

Генка вытер потное лицо рукавом.

— Хо-хо, братишка! Уря! Теперь порядок. На попутке домчим. В два раза быстрее будет. Я, понимаешь, с девушкой договорился встретиться, — доверительно сказал он Пашке, — вот такая девушка! — Генка показал большой палец и подмигнул.

— Скажи мне, Генка, а где ты купил всё это? Только правду. Разве здесь есть магазин?

Генка расхохотался.

— Ну и настырный ты! Ну и язва! Да за кого ты меня принимаешь, салака? Только правду… В магазине… В каком это ты магазине такие шмотки купишь? Соображать надо. У спекулянта купил. У фарцовщика, понял? Слыхал про таких гусей? Они у иностранных туристов покупают, а потом нам, честным труженикам, продают, наживаются.

В голосе Генки были гнев и презрение. Пашка облегчённо вздохнул и заулыбался. У него отлегло от сердца.

— А ты кто, Генка? Где работаешь? — спросил он.

— Скокарь я.

— Токарь?

— Ага.

— Ты что, в отпуске сейчас?

— Точно. Угадал ты, Пашка.

— Может, ты со мной поедешь? Я тебя с Володькой познакомлю.

— Посмотрим. Может, и поеду.

«Ну вот, а я-то, дурак, всяких глупостей навыдумывал, — упрекнул себя Пашка. — Хорошо ещё, что Генка не знает. Стыда бы не обобрался. А всё из-за Лисикова проклятого. На каждого теперь думаю, как балбес последний».