Иван Данилов - Лесные яблоки

— Ну що ж диты? Хиба я погане кажу?

И правда, ничего плохого мы от нее не слышали. Наоборот, накормив бригаду, Марта часто зажигала в своем уголке коптилку и кому-то зашивала рубашку, кому-то пришивала пуговицу…

Я лежал, слушал Мишкины вздохи и думал о поварихе Марте, вспоминал ее смешные слова, ее рассказы про Днепр, про белые хаты и сады…

День шел за днем. Тетя Маня еще болела, и Мишку посадили на лобогрейку, погонычем у него стал Колька Клок. Их приравнивали к взрослым. Мишкина фамилия даже стояла на доске показателей. Каждый день они скашивали больше всех, и скоро Мишку записали на самом верху доски. Его все хвалили: и бригадир, и Марта, и Мария Ивановна. Мишка смущался, но отвечал с достоинством:

— Стараемся…

На десятый день к вечеру, когда мы собрались ужинать, к полевому стану подкатил на тачанке Буланкин. В своем неизменном кителе и кирзовых сапогах он был похож на военного.

Кузьма Платонович подошел к столу, левой рукой поздоровался с каждым из нас и присел на краешек скамейки.

— Ну, Марта, чем кормишь людей? — обратился он к поварихе.

— Що даете, тем годуваю.

За столом засмеялись.

— Срезала ты меня. Но ничего, товарищи, чуток полегчает на фронтах — и нам повольнее будет. — Кузьма Платонович поглядел на давно не стриженные головы ребят, склоненные над чашками, и спросил у весовщика:

— Ну как помощники, Егорыч?

— Да ничего… — замялся тот. — Как говорится, на безрыбье и рак — рыба.

Ну, это ты зря… Гляди-ка, за эту десятидневку сколько скосили.

— Конечно, — согласился весовщик, — двадцать рук не две руки. Стараются ребята. Но есть тут некоторые…

— Это кто же?

— Да вот Железняков, — с ухмылкой кивнул Исай.

— А что он? — Председатель насторожился.

— Старшим грубит. Словами всякими выражается.

— Так, так… — Буланкин задумчиво потрогал щетинистый подбородок. — А я ему премию привез. Как передовику. А он, выходит, недостоин?

— Глядите, — протянул Исай Егорович, — вы начальство, вам виднее.

— Чего глядеть-то? Лучше всех работал! — крикнул Вовка Волдырь.

Его поддержали другие ребята:

— Попробуй скоси столько!

— Да вон спросите Марь Иванну! Председатель повернулся к учительнице.

— Я бы не сказала… Никаких замечаний, — смешалась она. — По-моему, достоин.

— Ну что ж… — Буланкин шагнул к тачанке, достал из-за сиденья сверток и, вернувшись к столу, раздельно сказал: — Согласно решению правления колхоза передовик хлебоуборки Железняков Михаил Николаевич награждается…

Председатель развернул бумагу и положил на стол прямо перед Мишкой белые чирики из сыромятной кожи.

Мишка мельком взглянул на них и торопливо отвернулся.

— Ну давай твою трудовую руку. Поздравляю.

— Спасибо, Кузьма Платонович, — поблагодарил Мишка, опустив голову.

…В будке, снимая рваные сапоги, Мишка проговорил:

— В чириках-то полегче будет, а то эти прямо отмотали ноги.

…Зори стали холодными, с порыжелых трав долго не сходила зернисто-крупная роса. Все труднее вставали мы по утрам. Но в тот день поднялись дружно — это был последний день нашей жизни в степи. Будка быстро опустела, и лишь Мишка все еще сидел на нарах. Сопя, он втискивал ноги в премиальные чирики. Я стоял у порога, ждал его. Вдруг, чертыхнувшись, он швырнул чирики под нары и пошел босиком.

— Малы, что ль, стали? — удивился я.

— Да ну их! — насупился Мишка. — Вчерась походил по росе — вот такие стали! — Он рубанул на руке по локоть. — А за ночь ссохлись. Кислина, чего ж она…

Неподалеку стоял Исай Егорович, прилаживая к лопате черенок. Услыхав наш разговор, буркнул:

— А намазать солидолом ума не хватает!

Мишка смолчал, будто и не слышал его, но в будку вернулся; встав на четвереньки, достал из-под нар чирики и направился с ними к черной бочке…

…На стан Мишка и Клок вернулись рано. Они докосили последний клин пшеницы, и перегонять лобогрейку на новое место не было смысла: пока добрались бы, стемнело. Клок потолкался по стану и, насвистывая, побрел в буерак.

— Может, где вишней разживусь, — подразнил он нас. — В степи дикая поздно спеет.

Мишка тоже было направился вместе с ним, но его позвала повариха:

— Миша, может, водычки привезешь?

— Ладно, — согласился он и, вскочив на дрожки, покатил под яр.

Добрый хлопец, — похвалила его Марта, заходя в кухню.