Семён Ласкин: Повесть о семье Дырочкиных (Мотя из семьи Дырочкиных)

— Ты, — скажет Борису Борисычу, — говори подробнее, не стесняйся. Значит, я вырос?

— Ты очень вырос, — подтвердит Борис Борисыч.

— Спасибо, — скажет Карамзин, — за поддержку. Побегу домой, нужно мне подумать хорошенько над сказанным.

И он вскакивает совершенно осчастливленный и начинает трясти Борису Борисычу руку, точно боится, что Борис Борисыч может взять слова назад, а потом пойдет к Ольге Алексеевне в другую комнату и ей тоже руку потрясет. Еще непременно забежит к Санечке, ему скажет хорошее слово. У дверей Карамзин и про меня вспомнит, у него в кармане всегда конфеты есть.

Совсем другой человек — Виталия Тредиаковская. Она всегда веселая, всегда в настроении, и я ее, пожалуй, больше всех люблю, хотя она ни разу ни одной конфеты мне не дала, да у нее их и не бывает.

Растет Виталия или нет, сказать трудно, но толстеет наверняка. Теперь, каким бы боком она не выбегала, — все кругло.

Распахнет дверь, вскрикнет, расцелует Санечку. «Ах, как ты похорошел!», — воскликнет она. Затем бросится к Ольге Алексеевне, шепнет: «Милая моя, Оля, какая радость тебя увидеть!» Пожмет руку Борису Борисычу, поглядит молча ему в глаза: «Ни о чем не спрашиваю, — мрачно скажет, — и так понимаю, хуже некуда» — и упадет в кресло.

И тут же тры-ты-ты-ты, выпалит все новости, за пять минут. А когда выпалит — прикажет:

— Ставьте, ребятки, все что есть на стол, неужели не видите, как я умираю от голода, как худею на ваших глазах.

И всем сразу станет весело, потому что у нас очень любят, когда хорошо едят.

Так и сегодня. Ольга Алексеевна бросилась к холодильнику, достала пирог из блинной муки (она всегда его делает для скорости), потом вынула одно, другое, третье, раскидала салфеточки.

Борис Борисыч тоже взбодрился, надел фартук, рюмки расставляет, пробку из винной бутылки вытягивает, сам чай заварил. Смотреть любо-дорого, такая семья.

— Ну, Ольга, ты и молодец! — похваливает Виталия. — И как только успеваешь всегда? Нет, Борис, — говорит. — Ты свою Ольку недооцениваешь. Она тетка мировая. У меня, к примеру, еще постель не застелена, хотя седьмой час вечера, а у вас такой порядок, да еще собака живет.

— Да, — поддерживает Борис Борисыч, — что моя Ольга любит — это порядок. И что не любит — так беспорядок. Она и ночью лучше спать не станет, пока квартиру не подметет.

А Ольга Алексеевна только улыбается, да чай пьет. И будто бы это не о ней разговор идет, а о ком-то другом, обо мне, скажем.

И вот среди такого веселого и благополучного вечера обязательно раздается звонок в вашу дверь. И не один раз, а сразу много, короткие и длинные.

Мое дело, конечно, первой на сигнал реагировать: бежать и лаять. И я выскакиваю из-под стола, несусь в коридор, и там жду, когда Ольга Алексеевна повернет задвижку. Как правило, приходят к нам расстроенные бабушки или дедушки, и я их не пугаю, не рычу, а виляю хвостом, вроде бы их успокаиваю, потому что понимаю: им и без меня тошно. Но тут дверь распахнулась с уверенностью и на пороге появилась тетка ростом с Бориса Борисыча. Горя на ее лице не было, а, наоборот, была улыбочка до ушей, будто она безумно была рада, что встретила Ольгу Алексеевну и будто она уже семь стран обошла и, наконец, ее нашла. И что еще непонятнее, в руках у тетки был коричневый горшок с землей, только из него не цветок рос, а небритый такой огурец.

— Собаку привяжите! — распорядилась тетка. — Смотрите какая она мохнатая.

— Наша собака не кусается, — вежливо так объяснила Ольга Алексеевна.

— Это вы так думаете, — говорит басом тетка, — а что собака считает, никто сказать не может, нет таких данных науки.

Тут Санечка встал, поднял меня на руки и стал гладить, чтобы я не обижалась. Я же, честно сказать, ухом даже не повела, иногда приятно, если принимают тебя за зверя.

— Вот это другое дело, — говорит тетка и отодвигает плечом Ольгу Алексеевну, а сама направляется в комнату, где пьют чай Борис Борисыч и Виталия Тредиаковская.

И тут я ее вспомнила. Это же тетка из нашего домового начальства, она лифты включает и выключает, когда хочет. Может, к примеру, днем выключить, и тогда весь дом пешком ходит до девятого этажа, может вечером отключить, а может и вообще не дать ток, такая у нее большая власть над лифтами.

— Не хотите ли с нами чаю выпить, — любезно говорит Борис Борисыч.

— Чая?!? — удивляется тетка и долго на стол глядит, с тарелки на тарелку глаза переводит. — Да, нет, — говорит она, — Я еще не обедала.

— А мы уже пообедали, — улыбается Борис Борисыч.