Станислав Востоков - Фрося Коровина

Отец Игнатий погладил Фросю по голове, отдал лопату Герасиму и направился к церкви.

— И передавайте богу от меня привет! — крикнула Фрося. — Пусть не чихает!

Пока священник молился за здоровье всех жителей Папаново и Аглаи Ермолаевны в частности, Герасим с помощью ее внучки убрал снег с дорожки. Кроме того они расчистили тропинку к дому отца Игнатия, куда ему раньше приходилось добираться по колено в сугробах. Вернее, дорожки чистил медведь, а Фрося поправляла его шарф, когда он начинал развязываться, и пела подряд все песни, которые бабушка исполняла в хоре. Во-первых, медведю было веселее махать лопатой, а во-вторых, надо же было познакомить Герасима с его будущим репертуаром!

Через полчаса отец Игнатий закончил службу, и они все вместе, включая лопату, отправились в клуб. Лопата, конечно, петь не собиралась, но ею надо было расчистить проход к двери. Наконец они вошли в теплое, темное помещение, и отец Игнатий включил свет.

Сельский клуб состоял из прихожей и небольшого зала. В прихожей на одной стене висели крючки для одежды, а на другой — две большие доски. На первой была написана конституция Российской Федерации. Вторая существовала для того, чтобы на нее прикреплять объявления и вырезки из газет с интересными статьями. Если в клубе собиралось много народу и крючков на стене не хватало, то одежду вешали на гвозди, которыми крепилась доска с конституцией, потому что ее в отличие от объявлений все равно никто никогда не читал.

Но сейчас крючков вполне хватило, поскольку посетителей было всего трое. Раздевшись, они прошли в зал, где отец Игнатий сел за старое пианино. Фрося, чтоб Герасим не очень смущался, поднялась вместе с ним на невысокую сцену. Они вышли на середину и встали возле стола, где тускло блестел графин с водой — вчера здесь проводили заседание работники молочной фермы.

— Что он будет петь? — спросил отец Игнатий.

— «Сени», — ответила Фрося, — да, Герасим?

— Угу, — сказал медведь.

Отец Игнатий кивнул и взял первый аккорд «Сеней».

У медведя оказался такой низкий голос, что с дрожащих стен сыпалась труха. От его песни на столе дребезжал графин, а в прихожей упала конституция Российской Федерации. Внутри у Фроси тоже все трепетало, будто она стояла рядом с работающим экскаватором. Фрося невольно подумала, что если бы Герасим спел «Сени» вместе с Аглаей Ермолаевной, то клуб наверняка бы развалился.

Однако отец Игнатий был в полном восторге. Он сказал, что теперь хор снова может давать концерты, и пообещал достать для Герасима красную рубаху с пояском и синие штаны — Папановский хор всегда выступал в национальных костюмах. Конечно, хорошо бы еще обуть медведя в блестящие сапоги, но таких размеров, к сожалению, никто не шьет. Впрочем, это не страшно, ведь нижние голоса всегда находятся в заднем ряду. Значит, никто не увидит, что медведь стоит босиком.

И уже в субботу Герасим выступил в своем дебютном концерте. В красной рубахе и синих штанах он стоял в заднем ряду на месте Аглаи Ермолаевны и исполнял народные песни, разученные с Фросей. А с другого края в том же ряду стоял принципиальный пьяница Никанор и беззвучно пел свои «Тридцать восемь, тридцать шесть».

«Жизнь налаживается, — думал он, — и я снова нужен обществу».

Пьяница как мог старался отплатить обществу и изо всей силы разевал рот. В результате концерт прошел с большим успехом.

В тот же вечер Фросе пришло письмо от бабушки.

«Здравствуй внучка, — писала она. — Надеюсь, ты поживаешь хорошо. А я не очень, потому что нога срастается медленно. Если бы могла, я бы за это ее поставила в угол. Земли я здесь совсем не вижу и очень по ней скучаю. Как и по тебе.

Твоя бабушка Аглая».

Письмо Фросю одновременно обрадовало и огорчило. Обрадовало, что бабушка по ней скучает, а огорчило, что вредная нога никак не хочет срастаться. Эти противоречивые чувства просто разрывали Фросю пополам, и она даже не смогла приготовить ужин.

В конце концов она решила поехать завтра в Вологду. Фросю вовсе не пугало, что Папаново находится далеко от города. Ведь она каждый день добиралась в школу за шесть километров. Что же мешает ей проехать на автобусе еще сорок и найти по адресу на письме больницу? Фрося кое-как приготовила десять бутербродов для себя и Герасима, перекусила и отправилась спать.

А на утро разыгралась сильная метель. Снежинки вились и крутились в воздухе, как рой каких-то странных зимних насекомых. Увидев их за окном, Фрося помрачнела: пройти на лыжах шесть километров по такой пурге — не шутка. Можно легко заблудиться, ведь засыпанную снегом дорогу не отличишь от засыпанной снегом пашни! А старый бульдозер из Полево расчистит проселок только к середине дня, если где-нибудь в пути не застрянет. Но ехать-то Фросе надо сейчас!