Вера Адлова - Мирка

— Голубчик, что с тобой случилось? — спросил Мирку в субботу утром товарищ Вацек.

Это прозвучало так, словно к ней обратился папа, и именно этот тон Мирку испугал. Она боялась, что Вацек начнет ее расспрашивать, это родители любят. «А что я ему скажу?»

— Ничего со мной не случилось… — ответила она холоднее, чем хотела.

— Известное дело, ничего не случилось… Я-то не слепой, девочка. Ведь ты похожа на дождливое утро. Ну, так ты ничего не хочешь мне рассказать?

Мирка склонилась над столом — она раскладывала старые негативы по коробкам, — втянула голову в плечи, чтобы Вацек не мог разглядеть ее лицо.

— Честное слово, товарищ Вацек, ничего не случилось, это только голова…

— Известное дело — голова. Все начинается с головы. Что-то с ней произойдет, человека охватывает страх — и пошло… Только не бойся, душенька, я расспрашивать не стану.

«Он такой хороший, — подумала Мирка. — Если бы я знала его давно, то наверняка бы ему все выложила. Сразу бы легче стало. Все бы ему рассказала. Э, нет, не все. Я рассказала бы ему только о поездке.

Что бы мне товарищ Вацек посоветовал? Скорее всего, закричал бы, что этому надо помешать. «Мирка, ты должна этому помешать!» Про всякие там «душеньки» и не вспомнил бы, сказал бы: «Мирка, ты должна этому помешать!»

И он был бы прав. Это безумие, что они хотят сделать! Украсть машину! Да, украсть, иначе это не назовешь. Одолжить что-то без ведома хозяина — это все равно что украсть.

Мака выгонят из училища, Майкла и Петра — из школы. Спорю, что их выгонят!

А если с ними что-нибудь случится?

А если они налетят на столб при повороте? Они могут разбиться. Каждый день на шоссе кто-нибудь разбивается, даже опытные водители. Я бы потом упрекала себя, я бы считала, что виновата во всем, ибо только я знала об их затее. Пускай Мак называет меня ябедой, кричит, что я боюсь, пускай он со мной до самой смерти не разговаривает! Только бы с ними ничего не случилось… Я найду себе новых друзей — только бы с ними все было в порядке!

Вот бы узнать, кто все это придумал! Если Мак, то я его до самой смерти не хочу видеть! Да еще этот мотороллер… Как он только мог такое сделать? Об этом я Вацеку рассказать не смогу. Никому, никому я не смогу об этом рассказать, никогда!

Ушел бы, что ли, Вацек в свою темную комнату. А то он смотрит на меня, наверняка смотрит на меня. Подите вы прочь, товарищ Вацек, идите прочь! Если бы этот Вацек не был такой хороший…»

Товарищ Вацек на Мирку не смотрел, он рассматривал свои работы, но думал он о Мирке.

«Кажется, это хорошая девушка, сообразительная, надежная, проворная. Что с ней случилось? Неужели ей у нас не нравится? Или что-нибудь дома… Плачет. Что же делать? Довериться мне она не хочет, а сам я выспрашивать не буду».

«Я должна была обо всем рассказать маме или хотя бы Зденеку. О мотороллере — нет, это очень неприятно, они еще подумают о Маке, что… но о поездке — определенно. Мак Зденека послушает. Пусть он считает меня ябедой, но это неправда, я не хочу, чтобы с ними что-нибудь случилось…

А может быть, просто рассказать отцу? Нет, он рассердится, у него крутой характер. Но мама — она бы, пожалуй, все уладила. Сколько же сейчас времени?»

Мирка повернулась к дверям, над которыми висели электрические часы. Мельком бросила взгляд на Вацека. Он смотрел на нее, словно хотел просветить ее рентгеном, — спокойно и мудро, иногда на нее так смотрел отец. И Мирка тут же принялась за работу.

«Только десять, еще целый час — шестьдесят минут. В час ребята хотели выехать. Что же мне делать?»

До одиннадцати часов Мирка тысячу раз задавала себе этот вопрос. Она уже сказала «до свидания» товарищу Вацеку, уже пробила карточку, уже прошла через бледно-голубые ворота и все еще не знала, что она должна делать.

Старая узкая улочка была полна грохота от оживленного движения транспорта. Трамваи дребезжали, словно у них не было колес и они волочили свои железные животы по булыжникам мостовой. На подножках висели люди; почти задевая их, проносились автомобили. На перекрестке, где сходились четыре улочки, суматоху усиливали люди. Они вываливались с предприятий, заполняли магазины, задерживались на остановках, не вовремя переходили улицы, мотались между автомобилями.

Тормоза автомашин скрипели и рыдали, шоферы ругались, и Мирка ясно представляла себе Мака среди такого же дикого движения, — как он бледнеет, стискивает зубы и вместо тормоза нажимает на газ, их машина проносится, как вспугнутый конь, и врезается прямо в трамвай… От страха Мирка зажмурила глаза. Спешащие люди натыкались на нее, она чувствовала, как по ногам ее бьют сумки озабоченных хозяек, слышала, как они ругают ее.