Кристийна Касс - Истории про Петру

Зима потому классное время года, что идёт снег, можно лепить снеговиков, кататься на коньках и на санках.

— Ну-ка, доченька, одевайся потеплее, пойдем кататься на санках, — сказал однажды папа.

Если папа сказал, что пойдём кататься, то собираться нужно живо, потому что папа такое говорит нечасто.

Мама проверила, чтобы я надела теплую кофточку, колготки, рейтузы и шерстяные носки, шапку и шарф, толстую куртку и ватновые штаны, и непромокаемые варежки — это все, чтобы не замёрзнуть.

Папа надел только джинсы, футболку и куртку, а шапку надевать не стал.

Я сказала, что так нечестно, что папе не надо надевать шерстяной комбинезон и ватновые штаны, но папа лишь рассмеялся:

— Ха-ха! Вот когда вырастешь, то будешь надевать, что захочешь. Кроме того, на улице даже минуса нет.

На горке было много детей и мало взрослых. Почти все съезжали на санках или на лыжах и тотчас карабкались обратно. И почти все взрослые стояли на горе или по обочинам и кричали своим детям, мол, молодец, давай еще разок.

Но мой папа хотел быть лучше этих пап и мам, которые только криками подбадривают своих детей, машут руками и, дрожа от холода, смотрят на всё со стороны.

Мой папа сел со мною в санки, хотя двоим поместиться там трудно. Папа сильно оттолкнулся, санки понеслись вниз, и он закричал:

— Пропустите с ребёнком! Эй, внизу, поберегитесь, кому жизнь дорога!

На середине спуска папа вылетел из санок, но продолжал улыбаться.

— Бедненькие, стоят там и дрожат, — сказал папа. — Они и знать не знают, как здорово кататься на санках.

Мы съехали с папой еще пять раз, и каждый раз папа вываливался из санок. Последний раз он уже не улыбался, а только сказал, что на сегодня хватит, потому что штаны у него совсем промокли.

— Ты что, дома в туалет не сходил? — удивилась я.

А папа ответил, что это он не написал в штаны, а что они промокли от снега.

— Тебе тоже надо было надеть шерстяную кофту и толстые штаны, — сказала я.

И папа ответил, что я совершенно права.

Мне хотелось ещё покататься одной, и я забралась на горку и скатилась, потом опять забралась и опять скатилась, и мне было ужасно весело.

А мой бедный папа стоял под горкой в мокрых штанах, дрожал точно так же, как другие папы и мамы, и кричал мне, что здорово, давай еще разок.

Новый год — это так здорово. Если ты, конечно, не маленький и не боишься громких взрывов. И даже не решаешься выйти из дома, когда небо расцвечено разноцветными ракетами и папа зовет тебя во двор запускать салюты.

Папы такие смешные. Им прямо не терпится в Новый год устроить салют. Вот моему папе — точно не терпится.

— Сначала запустим штучки две… и потом ещё две… а потом ещё и ещё… они вон какие крутые! — приговаривал папа. — Ты пойдёшь смотреть папины салюты?

Я ответила, что я девочка, а девочки не любят, когда всё вокруг гремит. Мне бы понравились бесшумные ракеты.

Мама обещала пойти с нами. Она сказала, что после папиного салюта мы сходим на мост посмотреть большой салют. И мне разрешили одеть на шапку розовые наушники, чтобы не так сильно слышать грохотанье.

Мы вышли во двор, и папа запустил несколько ракет. Он радостно скакал по двору, прямо как я, когда получила от Деда Мороза в подарок санки с рулём.

Потом мы пошли на мост, потому что оттуда лучше всего видно салют, но там собралось столько народу, что было не протолкнуться.

И тут я увидела собачку. Маленькую, лохматенькую. Она была совершенно одна и боялась грохота, кажется, ещё больше, чем я, когда была маленькой. Какой-то мальчик поджёг бомбочку прямо рядом с этой собачкой. Пёсик страшно испугался и подскочил.

— Иди сюда, собачечка! — позвала я её. Она посмотрела в мою сторону, но подойти не решилась. Я снова поманила собачку, и она подошла ко мне. У неё тряслись уши, она вся дрожала, хотя шерсть у неё была густая. Я присела на корточки и погладила собачку, и она встала передними лапами мне на колени. Она вздрагивала и повизгивала при каждом взрыве.