Михаил Заборский - Рыбьи дорожки

Но вот однажды в разгар шумной, уже малодобычливой ловли затрещали сучья, раздвинулись ближние кусты, и на лесную полянку, покряхтывая, вылез чудаковатый старичок, бывший начальник сельской почты Александр Петрович, или, как мы его звали за глаза, Са́са Пе́та. Наверное, он поспешил сюда, услышав наши крики. Александр Петрович был в форменной чиновничьей фуражке и черном плаще без рукавов, скрепленном ниже плеч латунной цепочкой, концы которой удерживали в пасти две обшарпанные львиные морды.

— Эх! — укоризненно протянул Саса Пета, уставив на нас мутные от старости голубые глаза. — Сюдаки́! Опустоси́тели! Сюк под собой рубаете. Сюк!

Для убедительности он похлопал ладонью по стволу ближней кривой березки, повернулся, поднял полы плаща и, как большая летучая мышь, исчез в кустах ольшаника…

Жаль, жаль, что Александр Петрович не задержался на берегу и не развил подробнее своих мыслей. Но… вещими оказались и те слова, которые мы от него услыхали. Вскоре гольянчики совсем исчезли из Никши. Не стало их и на другое лето, и на следующее. Мы таки действительно уничтожили во время икромета все стадо этой рыбы.

И вот спустя много лет я, теперь пожилой человек, с чувством горечи и досады думаю: почему же поступок, совершенный невежественными мальчишками, так часто повторяют наши просвещенные современники? Сколько речушек, особенно в их истоках, до самой последней поры перегораживают браконьеры! Будто не знают эти стяжатели народного добра, что у малых рек своя роль в экономике природы — именно малые реки должны нам сохранить большую рыбу. Сюда по веснам, в полую воду, с низовий из озер и глубоких водоемов устремляются стаи рыб, чтобы отнереститься и дать жизнь новым поколениям.

Но здесь-то рыба чаще всего и попадает в цепкие лапы браконьеров. Верховья рек обычно глухи, они ускользают от внимания инспекции рыболовного надзора. Значит, здесь и распоясываются разные проходимцы.

И я всегда испытываю глубокую злость, когда натыкаюсь весной где-нибудь в укромном месте на тщательно сооруженную перегородку реки. Я забредаю в воду и начинаю раскачивать крепко вбитые колья. Выбрасываю их подальше на берег — на́ тебе, на́! Выбираю плотно уложенный хворост и пускаю его по течению. Наконец добираюсь до главного — верши или мережи, загораживающей горловину протока. Вспарываю сетку ножом, чтобы никогда больше не пригодилась в работе. Вот тебе, хапуга, вредитель! Тебе не хуже меня известны правила рыболовства… Вот тебе, вот тебе!.. Что, сделаешь новую?.. Ничего, и следующий твой самолов постигнет та же участь!..

Удовлетворенно оглядываю я картину учиненного разгрома. Я доволен.

Лесная чащоба кончилась. Показалась зеленая, освещенная вечерним солнцем лужайка, по которой заманчиво вилась ослепительная лента Шуи. Я скинул рюкзак, отряхнулся от сосновых иголок, набившихся за ворот рубахи, подошел к реке и с наслаждением умылся.

За ближайшим кустом раздался хриплый кашель, а затем возглас:

— Опять, негодяй, попался!

Сделав несколько шагов в сторону, я увидел низенького рыжеусого старичка. Он сидел и удил рыбу. Трава вокруг была изрядно утоптана. Тут же валялись папиросные окурки, — видимо, дед энергично спасался от комаров. Все обличало боевое, насиженное место.

Рыболов обернулся, молча кивнул головой на мой поклон и стал сматывать одну из удочек.

— Что, — спросил я, — не берет?

— Какое там! Не поспеваю вытаскивать! — раздраженно ответил старик.

И, как бы в подтверждение его слов, поплавок на второй удочке закачался и уверенно ушел под воду.

— Опять! — яростно всхлипнул дед. — А хорошего так и не увидишь… Один хвост да глаза!

Он схватил удочку и, не подсекая, вытащил ее. На крючке, круто откинув хвост вбок, сидел ощетинившийся пятнистый ершик, очень напоминавший маленькую шестеренку.

— Честь отдает! — с презрительным ожесточением сказал рыболов. — Идти надо! Все равно толку не будет. Разве он даст настоящей рыбе подойти! Так и караулит — в какую ты сторону, туда и он следом… Мучает ерш рыбака!

Из этой ничем не примечательной давнишней встречи неизгладимо запомнилась мне фраза, которую рыболовы по праву могут считать классической:

«Мучает ерш рыбака!»

Мрачный колючконос, пожиратель чужой икры, справедливо отнесенный ихтиологами к «сорной» рыбе, ерш любит сумерки, свежую воду, песчаное или каменистое дно. Он водится в изобилии и в реках и в озерах и только в очень мелких травянистых прудах встречается редко.