Иван Мошляк: У озера Хасан

День был выходной, 24 июля 1938 года. Встал я поздно, только в девять часов сел завтракать. Пью чай, а сам все на постель поглядываю: не вздремнуть ли еще часок?

Вдруг на крыльце загрохали сапоги. Стук в дверь. Вбегает посыльный — запыхавшийся, еле дух переводит. Говорит:

— Товарищ лейтенант, вас вызывают в штаб.

Чай мой, конечно, остался недопитым.

По дороге в штаб я прикидывал в уме: по какому служебному делу меня вызывают? Как будто ничего особенно важного на сегодня не намечалось.

Но долго размышлять не пришлось. В штабе, вижу, командир полка товарищ Соленов и комиссар товарищ Бондаренко сидят над картой, задумались.

Поднял голову командир:

— Садитесь. Знакомьтесь с обстановкой. Японцы собрали большие силы в районе озера Хасан. Возможно нарушение границы. Я посылаю туда подразделение. Вам как секретарю партийного бюро нужно быть с бойцами. Собирайтесь!

— Есть! — отвечаю.

А что тут собираться? У нас всегда все собрано. Белье, полотенце, бритву, мыльный порошок, одеяло сложил в чемодан, шинель надел — и готов.

Выступить мы должны были к вечеру. Осталось несколько часов. Я поговорил с коммунистами, с комсомольцами, рассказал бойцам, какая почетная задача возложена на нашу часть.

Положение было напряженное. Радио каждый день приносило нам известия о том, что над Европой сгустились грозные военные тучи. Фашистская Германия собрала свои войска на чехо-словацкой границе.

Этот момент решили использовать японцы. Расчет у них был простой: захватить под шумок кусочек советской земли.

Правильно говорят у нас в Приморье: «На Западе аукнется — на Дальнем Востоке откликнется».

Хитрый был расчет, да просчитались самураи [1] Самураи — так в Японии называлось когда-то сословие дворян-воинов. . Спустя несколько дней я своими глазами увидел, как обернулось дело.

Грузовики с брезентовыми навесами подъезжали к казармам. Красноармейцы быстро рассаживались на скамейках под навесом, и машина отходила, давая место следующей.

Я всматривался в лица бойцов и командиров — спокойные, уверенные, молодые. «Таких людей, — подумал я, — не запугает и не осилит никто на свете».

Ровно в назначенный час, как приказал командир полка, наша колонна тронулась в путь. Замелькали дома, скоро кончилась улица, и мы выехали в поле.

Люблю я наши места! Невысокие холмы — сопки — поросли дубняком, дорога вьется по подножьям сопок, по оврагам и лугам. Трава в иных местах такая, что рослого человека не видно в ней. Когда тихо, можно услышать, как вдали ухает, шумит океан. Вот все ближе и ближе этот шум, моторы автомобилей уже не могут его заглушить, и за поворотом дороги в вечернем сумраке вдруг открывается темный океанский простор. Волны накидываются на скалистый берег и отходят в белой пене...

В бухте нас уже ждали кавасаки — большие деревянные лодки с мотором позади. Идут они тихо, но поднимают человек тридцать-сорок. Это рыбацкие суда, на них ходят в море рыбу ловить.

Погрузились мы со всем снаряжением и поехали. Проехали морем немного, потом высадились на берег и пошли пешком.

Трудный это был переход. Дорога тяжелая — то в гору, то под гору, то вброд по болоту. Мошкара одолевала — она забивалась в ноздри, в рот, в уши. Но шли мы быстро, жаловаться на дорогу никому и в голову не приходило.

Есть к озеру Хасан другая дорога — удобная и прямая. Но она открыта со всех сторон, японцы могли увидеть нас. А в военном деле успех зависит от внезапности. Враг не должен знать, где мы и какие у нас силы.

Идут бойцы, пот отирают, а сами приговаривают:

— Ничего, за этот переход японцы отдельно поплатятся!

Тихо говорят, полушопотом. Шуметь не полагается: граница рядом. И вдруг командир поднимает руку:

— Стой!

Пришли.

До берега Хасана еще несколько километров. Но туда раньше времени показываться не надо. Местность, где мы остановились, — просто открытая поляна у подножия сопки, — поросла полынью выше человеческого роста.

Надо замаскироваться: это первая задача. А с нами и кони и вооружение, — как все это спрячешь на голом месте?!